остановке. Денис с трудом несет перед собой связанные вместе одеяло и две подушки, Ирина — свернутый матрац и раскладушку.
Они входят в подъезд девятиэтажного жилого дома. Поднимаются лифтом на восьмой этаж.
— Мама, в этом доме одни припятчане живут? — спрашивает Денис.
— Да, наверное…
— А это что здесь написано?.. Посмотри…
Ирина читает надпись, выцарапанную на щитке с кнопками этажей: «Шаровики!»
— Что это значит? — спрашивает Денис.
— Глупость какая-то... Пойдем, — подталкивает его Ирина в открывшуюся дверь лифта.
— Это твоя комната!.. — торжественно провозглашает она, когда они вошли в свою новую, пустую еще квартиру. — Давай пока сюда поставим раскладушку...
— Ой, мамочка!.. — обнимает ее Денис так, что она роняет на пол раскладушку и матрац. — Значит, скоро ты меня насовсем из больницы заберешь?!.
— Конечно же... Ну, все, все... Пусти, задушишь!.. Раздевайся… Приберем здесь, пока не стемнело, а то в комнатах света еще нет... Так что Новый год на кухне встречать будем... Но ничего, после праздников мы с тобой все наладим, купим мебель… и заживем по-царски, — радуется Ирина.
После праздников — они вновь в мебельном магазине, где во всех отделах висят таблички: «Мебель только для чернобыльцев». Они выбирают дешевый диван и тахту, скромную стенку для жилой комнаты, ибо полученной компенсации на дорогую мебель им, конечно, не хватит. И только около кухонных гарнитуров они долго ходят, присматриваются. Уж для кухни можно позволить себе выбрать приличную импортную мебель, которая все равно вся — «только для чернобыльцев».
— Я могу взять этот гарнитур? — спрашивает Ирина скучающую продавщицу.
— Чернобыльцам, — безразлично отвечает та.
— Мы — чернобыльцы. Вот паспорт...
— Таких гарнитуров больше нет... Только что забрали последний...
— А этот?..
— Этот продан.
— А... такой я могу купить? — показывает Ирина на другой, тоже импортный гарнитур.
— Этот тоже последний... Здесь мойку переделывать нужно...
— Ну, хорошо, а что вы нам можете предложить?!.
— Вот есть один, Броварской фабрики... Берите, если хотите…
Они подходят к кассе. Ирина рассчитывается за отобранную мебель.
— По два червонца на брата — и получай!.. — слышит она, как сбоку тихо торгуется рабочий магазина с солидным мужчиной в галстуке.
— Сколько всего?.. — спрашивает тот.
— Стольник — нам!.. И ей — зелененькую, — показывает рабочий на женщину, сидящую за столом администратора.
— Добро!.. По рукам!..
Когда, рассчитавшись, Ирина подошла к окошку, где оформляют доставку мебели на дом, тот же рабочий догоняет ее и тихо спрашивает:
— Вам срочно нужно мебель доставить, не так ли?!.
— Да, хотелось бы побыстрей... У нас в квартире совсем пусто еще...
— Полсотни давай!.. Сейчас же погрузим и отвезем…
— Но мне сказали, что машин свободных сегодня нет...
— Давай деньги, хозяйка, и «все будет путем»!..
— Хорошо, — робко соглашается Ирина.
— Мам, — дергает ее за рукав Денис, когда отошел рабочий. — Нам та тетя сказала, что таких гарнитуров, как мы хотели, больше нет... А пока я на улице стоял, их уже три вывезли!..
… Вам идти! — сказали Ирине, когда подошла ее очередь.
— Слушаю вас, — участливо встретила ее замминистра.
— Видите ли, — волнуясь, подходит к столу Ирина, — мой сын тяжело болен… Ему нужна срочная операция... Вот наши бумаги... Я бы хотела, чтобы его оперировали за границей... Ведь сейчас весь мир готов помогать чернобыльцам… А мы из Припяти... Вот, посмотрите... Мы жили на окраине, почти у реактора… К тому же сын в тот день с другом еще на речку бегал... А теперь такое… — выпалила она устало и, без приглашения, опустилась на стул.
— Я вам сочувствую, — рассматривает бумаги зам. — Но помочь вам — увы! — нечем… Это не наша компетенция... Да и средствами мы не располагаем... Вы же знаете — нужна валюта…
— Но что же мне делать?..
— Право, не знаю... Обратитесь в Союз «Чернобыль», может быть, они... На телевидение… В этот их марафон, наконец…
— Они нас показывали в прошлый раз…
— И что?..
— Ничего… Как видите…
— Не знаю... Просите у них... Мы могли бы разве что дать путевку оздоровительную вашему сыну куда-нибудь...
— Спасибо. Путевку ему в поликлинике уже дали — на море, в разгар зноя… Вот теперь не знаю, как забрать его поскорее… Совсем ему плохо там… Извините, — встает Ирина.
Понуро выходит она из Минздрава, вновь садится на скамейку в парке, кладет под язык валидол. Вспоминает …
... Холодный осенний полдень. Простоволосая, все в том же демисезонном пальто, мучимая горячей, нестерпимой болью, разлившейся по всему телу, едва волоча непослушные ноги, подходит Ирина к своему дому, весь двор которого усыпан цветами. У подъезда стоит печальная соседка, покачивая коляску с грудным ребенком. Ирина, сжав виски руками и морщась от боли, спрашивает ее:
— Что случилось?
— Еще одного не стало...
— Кто?..
— Фамилию не помню… До аварии жил в Шепеличах... Все время на станции работал...
— Отчего умер?..
— Рак...
Ирина входит в квартиру, тяжело опускается на тумбу тут же у двери. Денис, повзрослевший за послеаварийный год, подбегает к ней, помогает снять сапоги. Отводит в комнату, усаживает в кресло, пытается снять с нее пальто.
— Мам, тебе плохо?!. Ты ложись… А я сбегаю к автомату — вызову «скорую»?..
Ирина в постели. Рядом с нею стоит молоденький врач и внимательная медсестра «скорой помощи».
— Давно вы лежали в больнице? — спрашивает врач, пока медсестра делает Ирине укол.
— Почти полгода назад, — стонет Ирина.
— Нужно ложиться опять, — решает врач.
— Нет, я так не могу... К больнице надо как-то подготовиться… Придумать, как быть с сыном… Нет!.. Вот вы мне укол обезболивающий сделали, и спасибо!.. Лишь бы эта адская головная боль прошла, и можно дальше жить…
— Жить-то можно… Но для этого вам все-таки необходимо пролечиться... Он у вас не маленький уже, — смотрит врач на Дениса, стоящего у двери. — Есть у вас родственники?..
— Сестра.
— Ну, вот, вызовите сестру… Что, герой, смотришь?.. Маму мы отвезем в больницу, иначе она долго
