времени. Он не посмел произнести слово «ленч» и в итоге уснул в пассажирском кресле.
Джек проснулся во второй половине дня и обомлел, увидев за окном целый ряд ветряных мельниц с вращающимися лопастями. Они походили на чудовищ-пришельцев, соскочивших со страниц Герберта Уэллса. Фрея объявила, что они прибыли в Корнуолл. Джек нацепил очки и с интересом огляделся. Он пару раз бывал в Англии, но не выезжал за пределы обычных туристических маршрутов. Он никогда не был в гостях у настоящих англичан в настоящем английском доме.
На первый взгляд Корнуолл показался ему довольно унылым местом: смесь болотных пустошей и серокаменных городов. Один раз Джек заметил дымовую трубу, торчащую прямо посреди чистого поля; труба, как объяснила ему Фрея, это все, что осталось от рудника, в котором когда-то добывали медь.
Дорога петляла, извиваясь серой лентой то вниз, то вверх по склонам холмов. Постепенно пейзаж обрел более жилой вид, стал похож на лоскутное одеяло — на зеленых лужайках паслись пегие коровы. Машина неслась мимо крохотных тихих городков, каждый с пабом и церковью в начале единственной улицы. На дорожных щитах красовались сделанные вручную надписи, рекламирующие велосипедные маршруты, кемпинги, клубнику, которую предстояло самостоятельно собирать, свежую макрель и приглашали принять участие в праздновании Дня города, и вдруг среди них одна интригующая: «Суки — в хорошие руки». Деревья попадались все реже, и все какие-то чахлые, низкорослые, в форме перевернутых зонтиков. Остроконечные, с разлапистыми листьями растения возникали совершенно неожиданно в палисадниках возле домов — все это больше походило на Флориду, чем на Англию. Горизонт постепенно становился все более плоским и таял в серебристой дымке. Джек почувствовал, как внутри у него что-то зашевелилось — он почуял близость моря.
— За следующим холмом, — сказала Фрея, прочитав его мысли, и действительно за поворотом дороги открылся захватывающий вид: сверкающая водная гладь, постепенно темнеющая до темно-синего, как звездное небо. Она торжествующе взглянула на Джека и улыбнулась так, будто сама сотворила это чудо.
Вскоре они свернули с главной дороги и оказались в лабиринте дорог, петляющих среди зарослей, изобилующих скрытыми густой порослью речушками. Плющ с кружевными белыми цветами живой изгородью окаймлял их путь. Нью-Йорк казался невозможно далеким. Джек опустил стекло и вдохнул аромат Англии — сладкий и нежный. Июньское солнце ярко светило с высокого голубого неба. Они в Англии, а дождем не пахнет. Джек счел это добрым предзнаменованием.
Дорога уходила круто вниз, но Фрея повернула в узкий пролет между двумя видавшими виды каменными столбами, и они оказались в тенистой аллее. Деревья густо росли по обеим сторонам дороги, узловатые и шишкастые от старости, с корой серой и шершавой, как слоновья кожа. Крона образовывала нечто вроде кружевного навеса, сквозь который пробивались солнечные лучи, рассыпая по земле цветные пятна. Аллея тянулась на полмили, и Джек пытался представить себе «большой старый дом», о котором несколько раз упоминала Фрея. Она никогда не говорила много о своей родне, хотя в самолете обрисовала в живых красках свою мерзкую мачеху с ее дочкой.
Аллея кончилась, они выскочили на простор и поехали прямо через пастбище по колдобинам. Овцы шарахались от машины, прячась в лесу. Моря отсюда не было видно, но Джек угадывал его близость по особому лучащемуся цвету неба. Там, впереди, за нарядно постриженными деревьями, стоял старинный особняк из серого камня. Сколько же ему лет? Четыре сотни? Шесть сотен? У Джека округлились глаза. Декоративные фронтоны, романтично увитые плющом, огромное центральное окно высотой в два этажа, с витражом, сверкающим, словно сотни бриллиантов. Целый лес кирпичных труб. на крыше. Множество флигелей, и среди них часовая башня и купол чего-то, похожего на часовню.
— Ты никогда не говорила, что живешь в замке.
— А я и не живу тут. Я живу в Нью-Йорке. Это дом моей мачехи.
Джек ожидал увидеть слуг, выстроившихся в шеренгу, чтобы приветствовать ее светлость, выходящую из экипажа, — но это он насмотрелся фильмов о жизни аристократов. На самом деле Фрея завернула за дом, проехав через каменную арку, и припарковалась на пыльном дворе, где уже стояло несколько грязных машин. На веревке трепыхались кухонные тряпки, в углу валялась груда битых кирпичей, а рядом со скособоченной кадкой с геранью копались в грязи цыплята. Никто не вышел их встречать, если не считать черного Лабрадора.
Она повела Джека по коридору, уставленному грязными ботинками и пустыми бутылками; на медных крюках висели пальто и шляпы, рыболовные сети, пластиковые пакеты и собачьи поводки. Они вошли в большую комнату со сводчатым потолком, каменным полом и окнами на обе стороны. Солнечные лучи пронзали застывшее в воздухе пыльное облако. Джек подумал, что это кухня, но такой кухни он ни разу не видел: ни шкафчиков для посуды, ни сверкающих кухонных комбайнов, даже холодильника нет, если не считать холодильником маленький эмалированный шкаф в наклейках, изображающих летающих поросят. У стены стоял огромный сервант, где на полках громоздились кувшины и тарелки, а рабочая поверхность была завалена газетами, письмами, пластиковыми цветочными горшками, вешалками для одежды, пакетиками с семенами. Сверху лежала щетка для волос. Еще была глубокая каменная раковина с бронзовыми кранами и желтыми потеками там, где стекала вода. Огромный дубовый стол в центре комнаты был накрыт на пять персон. Что-то кипело на старинной, странного вида плите с железными круглыми конфорками, напоминавшими задвижки на иллюминаторах подводной лодки. Пахло вкусной едой, душистым горошком в глиняном кувшине посреди стола и псиной — на полу лежала собачья подстилка.
— Снаружи, наверное, — бросила Фрея, подошла к открытому окну и — словно это было вполне обычное дело — залезла на подоконник, используя для этого необструганный деревянный брус, поставленный сюда, видимо, именно для этой цели, и спрыгнула вниз. Джек последовал за ней со странным чувством, будто проходил сквозь зеркало в Зазеркалье, в манящую приключениями страну чудес.
Он оказался в маленьком саду, скрытом от мира высокой живой изгородью. Сад рассекали на четыре части вымощенные камнем тропинки… Пьянящий аромат поднимался от серо-зеленых растений с желтыми и лиловыми цветами, над которыми гудели пчелы.
Фрея зашагала к арке в изгороди, затем обернулась и остановилась, дожидаясь его. Он услышал голоса. Женщины о чем-то спорили на повышенных тонах.
— Мамочка, это же моя свадьба.
— Знаю, дорогая, но ты не можешь просить преподобного Туэкера зачитать в церкви «Песнь песней». Разве я не права, Гай?
Раздался резонирующий звук от удара дерева о дерево, затем звук более глухой, и мужской голос победно заключил:
— Вот вам!
Джек почувствовал на своем предплечье стальной захват.
— Помни, — скомандовала Фрея. — Бойфренд. Безумно влюблен. Я восхитительна.
Джек почувствовал раздражение. Он сам знает, как ему сыграть свою роль. Как завоевать своим обаянием всю семью — включая саму Фрею. Он взял ее руку и сунул под мышку, ощущая, как она напряжена.
— Называй меня «дорогой», — сказал он, когда они проходили сквозь арку.
Их взглядам предстала типично английская картина. Перед ними расстилался длинный ровный газон, расцвеченный маргаритками, с живой изгородью по сторонам, а за ним — цепь зеленых холмов. Там было одно такое элегантное раскидистое дерево — кипарис? кедр? — в тени которого стояли шезлонги и столик из кованого чугуна с напитками на подносе. Никто их сначала не заметил. Две женщины стояли к ним спиной, опираясь на клюшки для игры в крокет. Они смотрели на мужчину в панаме, который наклонился, чтобы установить мяч в правильную позицию у одной из белых ямок. Он распрямился, прикрыл глаза от солнца и радостно воскликнул:
— Фрея!
Она сделала несколько шагов, увлекая за собой Джека, и остановилась в растерянности.
Мужчина поспешил им навстречу. Он был высок и худ и так похож на свою дочь, что Джек чуть было не рассмеялся: то же овальное лицо, тот же длинный нос и располагающая улыбка, та же посадка головы. Только цвет глаз и волос другой — глазами Фрея пошла, наверное, в мать.
— Наконец-то приехали. — Отец с безыскусной радостью обнял дочь. — Как здорово! — Он погладил ее по голове по-отечески нежно и просиял.
