Она вдруг улыбнулась:
— Идет, дорогой.
Они спускались по главной лестнице в обеденный зал торжественно и плавно — рука об руку.
Фрея в миллионный раз перевернулась на другой бок. Она испробовала все возможные позы на этом проклятом шезлонге, и все они обернулись пыткой. Если она садилась, откидываясь на спинку, у нее начинало ломить шею. Если растягивалась, ноги свешивались с острого края, и к ним приливала кровь. Если она сворачивалась калачиком, бедра затекали, ноги начинало сводить судорогой. Стоило ей повернуться, как одеяло сползало и ей становилось холодно. Было уже два часа ночи, она знала это точно, потому что эти чертовы часы с маятником били каждые четверть часа.
За окнами совы занимались тем, что у сов получается лучше всего — ухали. В комнате раздавался негромкий ритмичный храп Джека. Фрею так и подмывало растолкать его. Как он смел взять и уснуть, когда ей так плохо? Она села и со злостью посмотрела на Джека. Луна была полной, а занавески — старыми и протертыми. Она видела его голову, мирно покоящуюся на подушке, и выступающее под пуховым одеялом большим бугром его коматозное тело. Как случилось, что он там, а она здесь?
Фрея со стоном снова легла на свое ложе пыток. Она сама виновата, Джек уверял ее, что кровать достаточно просторна для обоих, но ей не понравился фривольный тон, которым он предложил ей лечь вдвоем. Бросить монетку после долгих споров предложила она сама, и сама же проиграла. Сейчас она ругала себя за дурацкое легкомыслие, а Джека — за то, что так легко принял ее поражение. Настоящий джентльмен стал бы протестовать, настоящий джентльмен предпочел бы спать на полу, нежели лишить леди комфортного сна.
Но Джек не был джентльменом, он только притворялся таковым. Фрея мрачно выругалась, вспоминая, как он актерствовал за ужином, как бесстыдно втирался ко всем в доверие.
«Позвольте мне принести вам это блюдо, миссис Пенроуз… Великолепная сигара, мистер Пенроуз». Даже Тэш воздержалась от своих обычных ехидных комментариев. Вот так он сидел за столом, абсолютно непринужденно, в темно-синей рубашке и отглаженных брюках, которых она ни разу на нем не видела, с новой аккуратной стрижкой, развлекая всех рассказами о его родном доме и забавным южным акцентом. Отец даже принес из погреба заветную бутылку портвейна, словно Джек был самым настоящим Мистером Милый Парень, а не скупым, самодовольным, бессердечным, спящим чудовищем.
Сова глухо ухала в темноте. Часы громко тикали. Джек похрапывал. Под ковром кто-то, о ком ей даже не хотелось думать, скребся и попискивал.
Фрея откинула одеяло и встала. С нее довольно. Если так будет продолжаться и дальше, утром ее можно будет принять не за старшую сестру Тэш, а за ее мать. Она босиком прошлепала к кровати и хмуро уставилась на Джека. Он лежал на спине, на самой середине кровати, с дурацким аристократически- надменным выражением лица.
— Джек, — на всякий случай позвала его Фрея.
Ни звука.
Фрея пребывала в нерешительности. Она так устала и так замерзла. Она напомнила себе, что совершенно незнакомые люди прижимаются друг к другу, чтобы согреться, когда пурга застает их на горных перевалах. Ковбои иногда даже спят со своими лошадьми. Что такого, если она займет крохотный участок кровати всего лишь на несколько часов? Джек даже не узнает, если она проснется засветло и вернется на шезлонг. Практичное решение, только и всего. Она легонько толкнула Джека в плечо. Он послушно повернулся на бок, перекатившись на свою половину, освободив для нее пространство. Фрея забралась под одеяло.
О! Райское наслаждение! Фрея откинула голову на подушку и с удовольствием вытянулась. Простыни были исключительно теплыми, нагретыми телом Джека, и от них исходил приятный мужской запах, напоминавший запах свежеиспеченного хлеба. Она едва не застонала от удовольствия. Она уже совсем было расслабилась, когда Джек пробормотал что-то несвязное, повернулся к ней и положил тяжелую руку ей на талию. Фрея нахмурилась. Скорее всего это было инстинктивной реакцией Джека на присутствие в постели женского тела. Она осторожно взяла его руку и положила поверх одеяла. Через несколько секунд он снова что-то пробормотал и водрузил руку на прежнее место, однако на этот раз привлек Фрею к себе. Фрея сдалась. Ей было удобно, тепло и хотелось спать. На самом деле она чувствовала себя… изумительно. Глаза сами закрылись. Она уже стала засыпать, но тут на нее нахлынули воспоминания.
Тогда стояла осень. Улицы были усеяны листьями, желтыми, как шевелюра Джека, когда он прокричал ей снизу, что продал свой первый рассказ. Она выглянула из окна, а потом сбежала вниз, перепрыгивая сразу через две ступеньки, чтобы сказать, что у нее тоже есть для него восхитительная новость, что она добилась наконец зеленой карты — получила драгоценный документ, дающий ей право на нормальную работу в США, с приличным жалованьем, что с рабским трудом за нищенскую плату покончено. Старые друзья, теперь разбогатевшие, овеянные славой, решили отпраздновать свой успех ужином в складчину в шикарном ресторане. Джек откопал смокинг, а она нарядилась в платье и надела туфли на высоких каблуках, они взяли такси, как парочка яппи. Они заказывали не скупясь, чокались за успех и пробовали то, что заказал другой, из тарелок друг друга. Джек курил сигару, она тоже закурила, просто из солидарности. Они болтали, спорили и смеялись, пока не пришло время оплатить чудовищный счет и отправиться домой на бобах. Джек проводил ее до двери, они пожелали друг другу спокойной ночи, и тут Джек испортил все, внезапно навалившись на нее и заявив, что он хочет прямо сейчас лечь с ней в постель. Так и сказал! Не было ни романтической прелюдии, ни ухаживания — просто грубый наглый наскок, типичный для незрелых пьяных мужиков. Ему захотелось — Фрея была под рукой. Эй, почему бы нет? Она, конечно, сказала «нет». Что он о себе возомнил? Только потому, что он симпатяга, все женщины в Нью-Йорке должны валиться под него, как кегли? Фрея не хотела стать еще одной зарубкой над его кроватью. Кроме того, он был до неприличия молод. Джек удивился ее реакции, даже рассердился. С тех пор никто из них ни разу не упомянул об этом случае, однако он омрачал их дружбу. Джек больше не повторял подобных попыток, за что она была ему весьма признательна. Видимо, относился к ней как к сестре. К старшей сестре.
Фрея тихонько рассмеялась. И вот после многих лет она в постели с Джеком Мэдисоном. И ей совсем не так плохо с ним. Конечно, ведь он спит. Фрея поглубже забралась в постель, прижавшись спиной к груди Джека. Это инстинкт, сказала она себе, вполне естественная животная реакция. И сладко зевнула. Она должна что-то сделать… Ах да, проснуться пораньше. Никаких проблем. Будет сделано.
Она слышала ровное дыхание Джека, он перестал похрапывать. Его голова была на расстоянии всего лишь фута от ее головы. Что сейчас происходит у него в голове? Какие мечты, какие образы, какие темные желания, какие цели бороздят его мозг? Фрея зевнула. Веки отяжелели. Она уснула.
Глава 23
Джек проснулся в потрясающе хорошем настроении — он на удивление хорошо выспался и отдохнул. Какое-то время он тихо лежал в своем теплом коконе, постепенно возвращаясь в реальность. Шевелиться не хотелось, даже глаза открывать. Хотелось просто лежать и наслаждаться покоем.
Сознание постепенно фиксировало приметы его нынешнего местоположения: ни скрежета тормозов об асфальт, ни воя сирен, ни рева двигателей — лишь щебет птиц и мычание коров где-то вдали. Ноздри щекотал запах свежескошенной травы и жареного бекона. Золотистый свет пробивался сквозь смеженные веки, обещая солнечный день. Джек почесал колено, сладко зевнул и улыбнулся. Покрутил головой, дабы убедиться, что он в самом деле в Англии — о! в июне! — и чуть не умер от шока. В постели кто-то был! Женщина с растрепанными золотистыми волосами, очень и очень знакомыми.
Джек мигом выпрыгнул из кровати на потертый коврик и стал лихорадочно приглаживать волосы. Что? Как? Когда? Он окинул взглядом комнату в поисках ответа. Шезлонг был пуст. Рядом с ним валялось одеяло, в которое вчера вечером завернулась Фрея. Одежда, и его и Фреи, лежала аккуратно сложенная на разных стульях. Он не видел никаких признаков… неадекватного поведения. Тут неожиданная мысль пришла ему в голову, и он осторожно опустил глаза: пижама была на нем, обе половины. Он на цыпочках обошел кровать, вздрагивая и кривясь, как от боли, при каждом скрипе древних половиц, и заглянул Фрее в лицо. Она крепко спала, укрытая до самого подбородка, так что он не мог определить, есть на ней что-нибудь или нет. Безусловно, он вспомнил бы, если бы что-то… Нет, не надо было пить этот портвейн.
Как тихо она спит. Веки ее неподвижны, губы чуть-чуть приоткрыты, дыхания почти не слышно. Она лежит на боку, одна щека прижата к подушке, другая — раскрасневшаяся — чуть золотится от падающего на нее солнца. Джек не мог удержаться от улыбки — во сне Фрея была такая тихая, совсем не похожая на
