— Хочешь? — спросила она Лили, показывая на кофейный столик. Он был заставлен упаковками с плавленым сыром и печеньем, банками лимонада и лучшими бокалами Кристел, предназначенными для коктейлей.
— Шон сказал, у нас «счастливый час», как в баре, — объяснила Чарли. — Давай намажу тебе печенье.
Шон подвинулся, освобождая для Лили место на диване.
— «Счастливый час»? — переспросила она.
— На самом деле я совсем не чувствую себя счастливой, — призналась Чарли, — но дядя Шон говорит, что нам нужно есть.
— Это правильно. — Лили повернулась к Шону, и их взгляды пересеклись. Между ними возникла какая–то связь, будто они были уцелевшими жертвами кораблекрушения.
Лили быстро отвела глаза; она опасалась, как бы Шон не разглядел в них то, чего не должен видеть.
— Держи, — Чарли протянула ей крекер с целой горой сыра.
Угощение олицетворяло нездоровый образ жизни.
— М–м, аппетитно. — Избегая необходимости немедленно отправить его в рот, Лили кивнула на коробочку, стоявшую на столе. — Твои скаутские значки?
— Да, их надо пришить на ленту и носить вместе с формой. — Девочка взяла один и растерянно посмотрела на него. — Мама собиралась помочь мне с ними.
Лили попыталась сказать что–нибудь, но у нее перехватило дыхание. Такое случалось постоянно, не только с Чарли, но и со всеми членами семьи. Дела остались незаконченными, и в этом сказалась страшная жестокость безвременной гибели.
Пока Лили подыскивала слова, Шон налил лимонад в один из стаканов для коктейлей.
— Мы с тобой займемся этим вместе, ладно, скаут Чарли?
— Ладно.
— Вам с оливкой или с лимоном? — шутливо спросил он.
— Оливки? Фу!
— Тогда без ничего. — Шон подал племяннице стакан.
Лили незаметно положила свой крекер на стол. Конечно, нет ничего ужасного в том, что они взяли лучшие стаканы Кристел.
Судя по состоянию дома, они, возможно, единственные чистые. С каждым днем дом становился все более и более запущенным. В одном конце гостиной был разложен искусственный газон для мини–гольфа. На полках возле двери громоздились стопки старых журналов и книг. По лестнице спустился Камерон, неряшливый и Угрюмый.
— Привет, Лили, — бросил мальчик. Он намазал сыр на крекер и целиком отправил его в рот. — Кто–нибудь видел циркуль? Мне нужно делать домашнюю работу.
— Что такое циркуль? — спросила Чарли.
Камерон закатил глаза.
— Неважно, тупица.
— Дядя Шон! Он называл меня тупицей.
Шон стирал плавленый сыр с подбородка Эшли.
— Перестань обзывать сестру!
Чарли показала Камерону язык.
— Ты злишься потому, что дядя Шон установил родительский фильтр на твой компьютер.
— Подумаешь! Тупица!
— Дядя Шон! Лили!
Где–то в доме запищал таймер, его звук напоминал гудок, возвещающий конец боксерского поединка.
— Это сушилка, — сказал Шон. — Камерон, пойди вытащи вещи и сложи их.
— Но…
— Сейчас же.
Их взгляды скрестились. Камерон прищурился и медленно вышел из комнаты.
Чарли обиженно шмыгнула носом.
— А ты помоги ему, — сказал Шон.
— Но…
— Давай, Чарли.
Девочка взглянула на Лили, словно ища у нее поддержки, но та промолчала. Подбородок Чарли задрожал, она повернулась и побрела прочь, словно приговоренная к казни.
Шон придержал банку лимонада, чтобы Эшли могла отпить из нее. Лили снова прикусила язык, их глаза встретились над головой девочки.
«Это моя жизнь, и я делаю то, что считаю нужным», — говорил его взгляд.
— Ты продержался еще один день, — сказала ему Лили, стремясь приободрить его. — Ты держишься уже целую неделю.
— Тем лучше.
Эшли забралась к нему на колени и щекой прижалась к его груди. Своей огромной ладонью, накрывавшей почти всю ее спину, Шон с удивительной нежностью обнял племянницу. По щеке у нее был размазан сыр, однако она удовлетворенно улыбалась. Эшли сонно заморгала, потом закрыла глаза. Лили не сомневалась, что время дневного сна давно прошло. Наверняка ее сегодня трудно будет уложить ночью.
«Прекрати», — сказала она себе.
— Я отнесу это все в кухню, — обратилась она к Шону.
Он промолчал, поэтому Лили собрала печенье, сыр, банки из–под лимонада и стаканы и в два приема отнесла их в кухню. С чувством глубокого удовлетворения она бросила коробку с плавленым сыром в мусорное ведро. Несколько минут Лили потратила на то, чтобы загрузить посудомоечную машину и убрать в кухне. Повсюду стояли кастрюльки, противни и пластиковые контейнеры — друзья Холлоуэев с большой щедростью стремились накормить обитателей этого дома. После трагедии их дары казались странными и трогательными.
Разобравшись с посудой, Лили решила рассортировать почту. Она обещала Шону заняться делами Кристел, закрыть счета, отменить подписки, отправить чеки на выплату. Особенно страшно было разбирать счета: видеть, что Кристел покупала, какие суммы тратила на косметику и одежду для детей, подарки и бензин для своего автомобиля. Кристел никогда не отличалась практичностью, но была безгранично щедра.
Лили складывала в отдельные стопки счета и рекламные проспекты. В одном конверте оказался счет из медицинской лаборатории «Риверсайд» за анализ на группу крови, который Эшли сдавала в понедельник, за несколько дней до аварии. Лили нахмурилась, размышляя о том, не больна ли девочка. Все личные письма были адресованы детям или Шону и детям. Большая часть их была в нестандартных конвертах — скорее всего, в них лежали открытки с выражениями соболезнования. Внизу стопки Лили нашла несколько больших, толстых конвертов, адресованных Шону Магуайеру; все были подписаны разными женскими почерками. Их уже распечатывали. Одно письмо было из Каламазу, Мичиган, другое — из Лонг–Бич, Калифорния, третье из Сан–Диего. «Друзья издалека?» — подумала Лили, изучая обратные адреса. Кэт, Никки, Анджелина.
«Нечего совать нос в чужие дела», — сказала себе Лили, украдкой бросив взгляд через плечо. Самый большой конверт выскользнул у нее из рук и упал, его содержимое разлетелось по полу. Розовая почтовая бумага, округлый почерк: «
Потрясенная Лили спрятала письмо обратно. Потом заглянула в следующий конверт — снова письмо, снова фотографии. «Теперь, когда у тебя столько детей, тебе нужна хорошая жена». Увидев фотографию Кэти, Лили тяжело вздохнула.
