— Вот мы и остались с тобой вдвоем, кроха, — сказал Шон малышке, мирно поедавшей свои персики. — Я собирался сегодня сыграть раунд в гольф.
В нервном напряжении он убирался в кухне, одновременно разговаривая с племянницей.
— А вместо этого мне досталась ты. Неплохая альтернатива. Чем ты намерена заняться сегодня? Посмотреть «Телепузиков»? Обсудить приучение к горшку? Мы можем ответить на письма, которые все эти дуры строчат нам.
Эшли протянула ему кусочек персика.
— Нет, спасибо, — ответил Шон. — По–моему, я скоро с ума сойду. На меня свалилось слишком много, и я не знаю, за что хвататься. Моя карьера летит к черту, у меня не ладятся отношения с Морой, и я должен думать о том, как свести концы с концами. — Он взял со стола чашку, из которой Мора пила кофе, и сполоснул ее под краном. — В постели она великолепна, но родительница из нее никакая, так что нам, похоже, не по пути. И тут еще Лили. — Он покачал головой. — С ней все совсем непонятно. Я даже не знаю, нужна она мне или нет. — Шон посмотрел, как Эшли доедает персики, потом вытер ей рот салфеткой. — И кто мог предположить, что все это мне понравится?
Как ни странно, болезнь миссис Фостер положительно сказалась на игре Шона. В первый момент он подумал, что без няни не справится. Если она не посидит с Эшли днем, ему придется провести на посту все двадцать четыре часа.
Как обычно, Шон отправил Чарли и Камерона в их школы. После происшествия в гольф–клубе Камерон все так же злился на всех, но, казалось, чаще задумывался о своем поведении. Их психолог–консультант говорила, что это нормально, но Шон не верил ей. Для подростка нормально смеяться и дурачиться с друзьями, бегать за девчонками и бредить гольфом. Для подростка нормально мечтать поскорее сесть за руль, а не избегать этого всеми силами.
«Дайте ему время», — советовала доктор Саш.
— Никто не знает, сколько это займет времени, — объяснил он Эшли, пока они ехали в гольф– клуб.
— Не–а, — ответила она, гремя маленькой коробочкой со своими хлопьями.
— Что скажешь насчет того, чтобы пройти девять лунок? — спросил Шон.
— Давай.
Зрителям разрешалось находиться на поле только во время турниров. Особенно строго это правило соблюдалось в отношении малышей, даже если они сидели в карте, пристегнутые к своему автомобильному креслу.
Шон не обращал на это внимания. Он — профессиональный игрок этого клуба, сейчас утро буднего дня, а вокруг — ни души. Они с Камероном не раз брали с собой девочек, и те отлично вели себя. Эшли, похоже, считала прекрасным развлечением сидеть в автомобильном кресле, установленном в карте для гольфа.
— Ты обязательно полюбишь гольф, — пообещал ей Шон. — Уверен, ты станешь второй Анникой Соренстам.
— Ага, — согласилась она.
Тишина на поле зачаровывала ее. Туман приглушал звуки и делал все контуры расплывчатыми. В тот момент, когда клюшка Шона с характерным звуком отправила мяч в воздух, он знал, что сделал отличный удар.
— Bay! — одобрительно воскликнула Эшли.
— Точно, — отозвался Шон, залезая в карт. — Удар на 360 ярдов.
Сделав берди, он пришел к следующей лунке, дальше дело пошло еще лучше. С каждым ударом его уверенность в себе росла. Шон даже побил собственный рекорд, поставленный в день похорон Дерека. Возможно, это был лучший раунд в его жизни. В отличие от раунда, сыгранного перед похоронами, этот не был случайностью. Он чувствовал, что играет гораздо лучше.
Эшли совсем не отвлекала его, напротив, в ее присутствии внимание Шона как будто обострялось. Он еще никогда не достигал такой степени концентрации, которая приводила к подобным результатам. Шон вошел в ритм, знакомый ему по прежним годам, когда он начинал участвовать в турнирах. Он думал, что давно утратил его, но сейчас, удар за ударом, ярд за ярдом, вновь обретал этот ритм.
Заполнив карточку со счетом, Шон пришел в восторг.
— Как тебе это, зайка? — спросил он. — Похоже, ты мой счастливый талисман.
— Ага, — согласилась Эшли.
У Шона вошло в привычку каждый день брать Эшли с собой на поле, и теперь он редко делал хотя был один удар сверх пара. Для Эхо–Риджа это стало обычным зрелищем: карт, в котором стояло детское кресло, лежали игрушки, клюшки и сумка–термос с водой и персиковым соком в маленьких бутылочках.
Шон уже не сомневался, что его стиль игры стал другим. У некоторых игроков изменялся замах; у Шона изменилось отношение к игре. Оказалось, что, когда на свете есть маленькое существо, полностью зависящее от тебя, ты видишь мир иным. Он изо всех сил старался улучшать свой счет, каждый удар был для него делом жизни и смерти. Теперь, когда Шон отвечал за троих детей, перед ним открывались новые перспективы, и он по–новому прислушивался к себе. Теперь Шон отчетливо видел, на что ему нужно обратить внимание, и сам определял свой стиль игры, не позволяя влиять на него ни ожиданиям, ни советам других людей.
Он беспокоился о детях, о деньгах, о будущем — постоянно. Но, приходя на поле вместе с племянницей, забывал обо всем, кроме игры и этой маленькой девочки.
В пятницу вечером Шон увидел Камерона: одетый, как заключенный, он очищал пруд. Отрабатывать расходы по восстановлению газона должны были все трое провинившихся, однако двоих других Шон так и не увидел. Он до сих пор и не понял, какие демоны овладели Камероном, заставив его разгромить поле, которое так много значило для его отца. Впрочем, возможно, причина была именно в этом.
В любом случае, восстановление того, что он сам разрушил, сказывалось на парне благотворно. После того эпизода Камерон уже не искал приключений на свою задницу. По крайней мере, так казалось. Он иногда болтался с друзьями без дела, но никаких происшествий больше не случалось.
— Кам! — закричала Эшли, махая брату руками.
Он был не один, а с этой девочкой… Бекка? Нет, Бекки, в грязных перчатках и деревянных сабо. Ее волосы были собраны в хвост и продеты над резинкой бейсболки. Они собирали мусор в тележку.
Она не принимала участия в хулиганской выходке, однако с радостью помогала Камерону в его общественных работах.
— Привет, Эшли! — Бекки широко улыбнулась. — Здравствуйте, мистер Магуайер.
— Привет, Бекки. — Шон понял: они удивились, что он запомнил ее имя.
— Веди себя очень тихо, — шепотом наставлял сестру Камерон. — Я тебе кое–что покажу. — Он вынул Эшли из автомобильного кресла и поднес к берегу пруда. — Мы наблюдали за ними с обеда, — сказал он. — Они только что вылупились.
Из камышей выплыла самка кряквы, за ней по воде скользили цепочкой восемь крошечных коричнево–желтых утят.
Камерон поставил Эшли на землю у кромки пруда, и она радостно засмеялась.
— Хочу уточку!
— Не пугай их, — сказал Камерон. — Пусть чувствуют себя в безопасности.
— Хочу уточку!
Он взял Эшли за руку, и они постояли вместе на берегу, глядя на утку с утятами. Ветерок шевелил их волосы. Эта картина потрясла Шона. Они так уязвимы, брат и сестра, взявшиеся за руки. К нему вернулись его обычные сомнения. Сможет ли он вырастить детей? Сможет ли защитить их? Он единственная преграда между ними и грозящей катастрофой. В отличие от большинства семей, у
