- Ты серьезно? – спросил Адам, изумленно приподняв брови.
- Ага. Я могу даже пойти потанцевать с тобой.
- Ты что, выпила? – поддразнил он.
- Только «Kool-Aid», - ответила я.
Мы танцевали, иногда останавливаясь, чтобы поцеловаться, до самого закрытия клуба.
***
По дороге домой, Адам то и дело поворачивался в мою сторону, улыбаясь и качая головой.
- Итак, я нравлюсь тебе такой? – спросила я.
- Хм, - ответил он.
- Так это да или нет?
- Конечно, ты мне нравишься.
- Нет, именно такой. Я понравилась тебе сегодня?
Адам выпрямился.
- Мне понравилось, что ты влилась в шоу и не попросила уехать сразу по окончанию нашего выступления. И мне понравилось танцевать с тобой. И мне понравилось, как комфортно ты себя чувствовала в обществе, таких как я, такой шпаны.
- Но я понравилась тебе такой? Больше?
- Чем что? - спросил он, выглядя действительно озадаченным.
- Чем обычно, - я начинала становиться раздраженной. Я чувствовала себя развязной сегодня, как будто Хэллоуинский костюм подарил мне другую личность, ту, которая была достойна Адама, и моей семьи. Я попыталась объяснить это ему, и, к своему ужасу, обнаружила, что готова буквально расплакаться.
Адам, кажется, почувствовал, что я расстроилась. Он остановил машину у обочины лесовозной дороги и повернулся ко мне.
- Миа, Миа, Миа, - приговаривал он, теребя выбившиеся из-под парика мои собственные волосы. – Вот это ты, которая мне нравится. Ты определенно оделась сексуальнее и, ты знаешь, стала блондинкой, и это по-другому. Но ты, которая была сегодня вечером, та же самая ты, в которую я был влюблен вчера, та же самая, в которую я буду влюблен завтра. Я люблю то, что ты можешь быть хрупкой и жесткой, тихоней и той, кто может надрать кому-нибудь задницу. Черт, да ты одна из самых крутых девчонок, из всех кого я знаю, независимо от того, что ты слушаешь и как одеваешься.
После этого, когда у меня появлялись какие-либо сомнения по поводу чувств Адама, я думала о парике, пылящемся в моем шкафу, и вспоминала о той ночи. И после этого я уже не чувствовала себя неуверенной в себе, я просто чувствовала себя счастливой.
Он здесь.
Я торчала в пустой больничной палате родильного отделения, желая быть подальше от своих родных, еще дальше от палаты интенсивной терапии и медсестры, и, если уж начистоту, от того, что сказала медсестра, и что я осознала только сейчас. Мне нужно было находиться где-то, где люди не печалились бы, где думали только о жизни, а не о смерти. И поэтому я пришла сюда, в обитель кричащих малышей. И в самом деле, плач новорожденных успокаивает. В них уже столько воли к жизни.
Но сейчас здесь тихо. Поэтому я сижу на подоконнике, любуясь ночью. На парковке раздается скрип тормозов, и этот звук вырывает меня из грёз. Я смотрю вниз как раз вовремя, чтобы успеть заметить кусочек задней фары розовой машины, исчезнувшей в темноте. У Сары, девушки Лиз, ударницы из Shooting Star, есть розовый Dodge Dart. Затаив дыхание, я жду, когда Адам выйдет из тоннеля. И вот он здесь, поднимается по склону, кутаясь в свою кожаную куртку от холода зимней ночи. Я вижу, как поблескивает в свете фонарей цепочка его бумажника. Он останавливается и поворачивается назад, отвечая кому-то, идущему следом. Я вижу размытые очертания девушки, вышедшей из тени. Сначала я думаю, что это, должно быть, Лиз. Но затем вижу косу.
Как бы мне хотелось сейчас обнять её. Чтобы поблагодарить за то, что, если мне что-то нужно, она всегда на шаг впереди.
Конечно, Ким поехала к Адаму, чтобы рассказать ему лично, вместо того, чтобы обрушивать такие новости по телефону, а затем еще и привезла его сюда, ко мне. Ведь только Ким знала, что у Адама концерт в городе. Должно быть, ей каким-то образом удалось уговорить свою мать поехать в центр. И, судя по отсутствию миссис Шейн, Ким, наверное, убедила её отправиться домой, а сама попросила остаться со мной и Адамом. Помнится, ей понадобилось целых два месяца, чтобы получить разрешение на полет на вертолете с дядей, поэтому я поражена, сколько свободы подруга умудрилась заполучить всего лишь за несколько часов. Должно быть, Ким отважно пробралась через кучу пугающих громил на входе и прочих пижонов внутри, чтобы найти Адама. И она оказалась достаточно храброй, чтобы рассказать ему всё.
Знаю, что звучит глупо, но я рада, что это была не я. Не думаю, что смогла бы выдержать такое. А Ким пришлось.
И сейчас, благодаря ей, Адам, наконец, здесь.
Весь день я представляла его приезд, как в своём воображении бегу ему навстречу, несмотря на то, что Адам не может меня видеть, и, насколько могу судить, это не имеет ничего общего с фильмом «Привидение», где ты можешь проходить сквозь своих любимых, а они чувствуют твое присутствие.
Но сейчас, когда Адам здесь, меня словно парализовало. Я боюсь его увидеть. Увидеть его лицо. Я видела Адама плачущим дважды. Первый раз, когда мы смотрели фильм «Эта замечательная жизнь». А в другой раз, когда мы были на железнодорожном вокзале Сиэтла и увидели мать, которая кричала и шлепала своего сына, страдающего синдромом Дауна. Адам просто притих, и только когда мы отошли, я увидела слезы, текущие по его щекам. И это, черт подери, разрывало мне сердце. Поэтому если он плачет – меня это убьет. Забудьте о том, что у меня есть какой-то там выбор. Только один лишь вид плачущего Адама способен меня убить.
Я такая трусиха.
Я смотрю на часы на стене. Уже перевалило за семь. Значит, Shooting Star все-таки не будут выступать на разогреве у Bikini. Какая досада. Это был бы огромный прорыв для них. На секунду я задумываюсь, будут ли остальные участники группы выступать без Адама. Впрочем, я в этом сильно сомневаюсь. И не только потому, что он их фронтмен и ведущий гитарист. Просто у группы есть что-то вроде кодекса чести. Для них важна верность своим чувствам. Прошлым летом, когда Лиз и Сара расстались (что, как оказалось, затянулось на целый месяц), и Лиз была слишком расстроена, чтобы играть, они отменили пятидневный тур, несмотря на то, что один парень из другой группы, Кордон, был готов играть на ударных вместо нее.
