оказалось так легко подстроиться под Ангулема, что почти не приходилось притворяться. Наоборот, он даже заметил, что ему нравится Франциск. Здесь, вдали от Мэри, он не испытывал к французскому герцогу ревности, ему не хотелось постоянно доказывать свое превосходство над ним, дабы увидеть восхищенный взгляд красивых серых глаз.
Правда, одни красивые глаза и так смотрели только на него. Мадам Жанна, «тюльпан» Франции. Чем-то она напоминала Брэндону королеву: тоже хрупкая, хотя и более высокая, к тому же, как и она, блондинка с нежным румянцем и серыми глазами. Не того серого цвета голубиного крыла, как у Мэри, а более светлого, почти жемчужного оттенка... Правда, взгляд более опытный, изощренный, манящий. И оделась она сегодня в платье розового бархата – цвет, который так любит Мэри...
В замке ещё слышался молоток обойщиков, а двор после прекрасного ужина уже решил развлечься изысканным весельем. В одном из залов соорудили помост в виде башни, на верхушке которой усадили даму (которой все единодушно выбрали мадам Дизоме), изображавшую пленную красавицу. Вход в башню должен был охранять дракон – чудовище из зеленой ткани с нарисованными глазами, внутри которого сидели два карлика, заставлявшие дракона извивать длинным хвостом и вращать головой. Драконом, видимо, уже неоднократно пользовались, золотая мишура на нем изрядно поистрепалась, а один глаз несколько стерся, отчего казалось, что чудовище заметно косит. И, тем не менее, он загораживал вход в башню к красавице и открывал вход только перед победителем. Победить должен был тот, кто наиболее искусно продекламирует стих, споет или сыграет на музыкальном инструменте; видимо, считалось, что дракой тонкий ценитель изящных искусств и сочтет себя пораженным только наиболее талантливым исполнителем.
Брэндон поначалу не собирался принимать участие в состязании, лишь наблюдая со стороны за выступлениями то одного, то другого претендента на роль освободителя. Изящные стихи, пение баллад и лэ, даже танцы... Конечно, особенно отличился Франциск, спев под звуки лютни известную итальянскую песню миланского герцога Лоренцо Великолепного:
Qant`e nella giovinezza,
Ma si fugg tuttavia;
Chi vuol esse `lieto, sia
Di doma` non c`e certezza[20].
Франциск не обладал таким музыкальным талантом, как Генрих Тюдор. Однако у него был слух, а песню он не столько пел, сколько декламировал так живо и вдохновенно, словно слова шли из его сердца, от души. Чарльз зааплодировал ему, присоединяя свой голос к сонму других восхищенных отзывов и не понимая, отчего зеленый дракон по-прежнему хлопает хвостом и вращает головой, не желая уступать молодому герцогу плененную красавицу.
Но тут Маргарита Алансонская и юная Диана Пуатье стали просить Чарльза принять участие в состязании. Напрасно он отказывался, говоря, что он воин, а не исполнитель. Сам Франциск поддержал их, говоря, что истинный рыцарь должен одинаково хорошо уметь владеть мечем и восхищать прекрасных дам своим музицированием. Брэндону пришлось уступить. Он знал, что не обладает хорошим голосом, но слух у него был неплохой, и он, стоя перед бутафорским драконом и чувствуя себя дурак-дураком, сыграл на лютне одну из мелодий, сочиненных королем Генрихом. Слава Богу, он ни разу не сбился, и мелодия звучала даже красиво под сводами старого французского замка. Чарльза наградили бурными аплодисментами, а дракон по быстрому знаку Луизы опустил голову и перестал извивать хвост, видимо, давая понять, что признает себя побежденным. Тотчас красавица Жанна вышла из башни, веселая и очень красивая, с улыбкой протянув к «спасителю» руки. Заиграла музыка, и начались танцы, которые открыли Брэндон и Жанна, встав во главе шеренги танцующих.
Мадам Жанна сразу же пошла в наступление: прижимаясь к нему разгоряченным телом, она обещающе улыбнулась и защебетала:
– О, милый женамутье, в моей жизни не было лучших вечеров, чем этот. Если бы вы знали, как я счастлива танцевать с вами, быть вашей партнершей, слышать ваш голос...
В её прекрасных глазах засеребрились слезы. Кожа красавицы отливала перламутром, влажные губы блестели. Брэндон невольно залюбовался ею. Любовница Франциска... Да, этот ловелас Ангулем умеет выбирать себе женщин – она очень хороша. И неуловимо похожа на Мэри; даже в более нежных тонах. Более изысканна... Платье с глубоким вырезом обнажало её соблазнительную грудь, аромат духов кружил ему голову. Но даже более пленительным, чем её чувственная красота, было обожание в её глазах. Брэндон, как всякий придворный, не мог не ответить на этот призыв любезностью.
– Мадам Жанна, вы так прелестны – любой бы на моем месте рисковал, спасая вас.
Он нежно улыбнулся и передал её в танце Франциску. Они разошлись, меняясь партнершами. Теперь круг с Брэндоном делала Маргарита.
– Вы заметили, как следит за вами мой брат? О, мессир Шарль Брэндон, вы заставляете Франциска ревновать! Но я говорила с ним, и он, бесспорно, признает сегодня ваше превосходство. И мадам Дизоме тоже, отмечу.
Будь Брэндон не так очарован происходящим, он бы задумался, отчего все с такой охотой подталкивают его к Жанне.
Но он подумал совсем о другом: «Вот бы было забавно наставить рога этому хвастуну Франциску, который так увивается за моей Мэри». Франциск же, сделав круг с Жанной, с поклоном вернул ему партнершу. Жанна улыбалась, маня взглядом.
– Когда вы сегодня спасли меня, – почти заговорщически начала она, обходя его в танце, – то во мне пробудилось нечто, придавшее мне смелости, что-то такое, что я не могу удержать в себе. Но потом... О, музыка смолкает. Я должна уйти, потому что если я не уйду, побуду подле вас хоть минуту, я забуду, что за нами наблюдают мой муж и любовник, и брошусь вам на шею. Они не поймут причин моей измены.
«Очаровательная дама», – подумал Брэндон, глядя ей вслед. Ох, уж эти француженки! Она боится совершить измену, говоря одновременно о муже и о любовнике! И тем не менее он не мог не почувствовать, что слабая и влекущая Жанна Дизоме взволновала его. Вечером он снова встретил её, идя к себе. Жанна появилась светлой тенью в темном переходе, поймала его руки...
– Я буду решительна и бесстыдна. Вы спросите, почему я вся дрожу? О, это не из-за холода или пережитого сегодня страха. Это потому, что прикасаюсь к вам, мой прекрасный спаситель.
Ее дрожащий шепот взволновал его, но Чарльз молчал. Конечно, эта интрижка с женщиной, предлагающей себя, ни к чему не обязывает. Мэри тоже предлагала ему себя, но её он любил. Стоит ли эта женщина того, чтобы бросать тень на его прекрасную любовь? Видя, что он медлит, Жанна изящно взяла
