пылающие факелы в священную тьму, куда никогда раньше не проникал свет? Вы видели, как Йедды своим пением губили сотни фэйргов, среди которых были и совсем младенцы? Чтобы знать об этом, совсем не обязательно было видеть все своими глазами.
Повисла долгая, звенящая от напряжения тишина. Изабо слегка заколебалась, увидев, сколь многие члены совета смотрят на нее с подозрением и осуждением. Потом Мегэн с трудом поднялась на ноги.
– Изабо права, – сказала она, – и мне тоже стыдно за себя. Мы так долго ненавидели и боялись фэйргов и всегда считали действия наших предков правильными. И все же оба наши народа причинили друг другу огромное зло. Мы не можем склонить чашу весов на нашу сторону. Мы не можем начинать войну, планируя истребить своих врагов. Уничтожить куда легче, чем воссоздать.
И снова повисла долгая тревожная тишина. Потом Лахлан вздохнул.
– И все же мы не можем начинать войну, заранее настроившись на мир, который вполне может оказаться недостижимым. Давайте запомним то, что сказала Изабо, и подумаем над этим, но пожалуйста, давайте сейчас займемся планированием войны. Ибо если мы и начали понимать, что причинили немало зла друг другу, то фэйрги определенно нет! Они ненавидят нас столь же горячо, как и всегда, и бельтайнская резня явно была не последним их нападением.
В рядах совета поднялся ропот, и Изабо с тревогой заметила, что очень многие бросают на нее косые взгляды. Все знали, что она привезла обратно в Лукерсирей дочь Майи, Бронвин, и что она общалась с самой Колдуньей. Изабо явно гораздо больше других знала об обычаях фэйргов, и многие вслух задавались вопросом, откуда. Кроме того, она была ведьмой, а несмотря на восстановление Шабаша, очень многие жители Эйлианана все еще не доверяли ведьмам.
Поэтому Изабо больше ничего не сказала, откинувшись на спинку своего кресла и крутя на пальце кольцо с лунным камнем, а по всему залу заседаний разгорелись жаркие споры. Столько всего тревожило ее собственное сердце, столько сомнений и дурных предчувствий, столько сожалений и самообвинений, что она не сразу заметила, что ее сестра Изолт тоже сидит молча, сведя над переносицей тонкие рыжие брови. В обычных обстоятельствах в этом не было бы ничего удивительного. Хан'кобаны не были склонны к излишней разговорчивости. Но сейчас шел военный совет. Изолт была Шрамолицей Воительницей, с рождения обучавшейся искусству войны. Сидеть сложа руки, когда планировали военные действия, было очень не похоже на Изолт.
Внезапно она обернулась и посмотрела Изабо прямо в глаза. Ее лицо залила краска, и она, прикусив губу, отвернулась. Изабо долго сидела очень неподвижно, даже не слыша, что творится вокруг нее. Вся ее интуиция твердила ей, что что-то не так и она каким-то образом стала причиной этого.
В тот вечер Изабо снова попыталась поговорить с сестрой, хотя от беспокойства это вышло у нее очень неловко. Изолт, превосходно владевшая собой, улыбнулась ей и коротко обняла ее, что было совершенно ей не свойственно.
– Что ты, конечно же, ничего такого не случилось. По крайней мере, не с нами. Просто я устала от всей этой грызни. С ними всегда одно и то же, с этими лордами. Они только и делают, что сотрясают воздух, но решить ничего не могут. Я не собираюсь с ними спорить. Если они хотят узнать мое мнение, то всегда могут спросить меня о нем.
Хотя ее слова казались искренними, на лице Изолт все же лежала какая-то тень, и Изабо отправилась на поиски Дайда. У него был усталый вид, темные кудри были растрепаны, рубаха на груди расстегнута, но при виде Изабо он улыбнулся и вскочил на ноги.
– Как поживаешь, моя милая Бо?
– Спасибо, неплохо, – ответила она рассеянно, оглядывая караулку, в которой толпились все остальные офицеры Телохранителей Ри, играя в кости или нарды и потягивая виски. Большинство смотрело на нее с дружелюбным любопытством, и она коротко улыбнулась тем, кого знала. – Дайд, мы можем куда-нибудь выйти и поговорить?
– В Риссмадилле-то? Да я знаю сотню таких мест, – со смешком ответил он. – Этот дворец построен как будто специально для всяческих шашней.
Она прикусила губу, но все же позволила ему вывести себя из караулки. Они отправились на зубчатую стену, залитую серебристо-голубым светом Гладриэли, пока еще единственной взошедшей луны. В ее сиянии Изабо ясно видела озадаченное лицо Дайда.
– Как бы мне ни хотелось думать, что ты разыскала меня для того, чтобы прогуляться под луной, я понимаю, что у тебя должны были быть какие-то другие причины, – сказал он. – Что случилось, Бо?
Она глубоко вздохнула, потом начала нерешительно:
– Меня беспокоит Изолт. Она кажется такой… такой холодной, такой.. далекой. Я думаю, что она сердится, но не понимаю, почему… или на кого… – Она беспомощно замолчала.
Он досадливо скривился и отвел глаза. Она метнула на него удивленный взгляд.
– Я бы на твоем месте не стал тревожиться, – сказал он, не глядя на нее. – Хозяин… как-то раз в запале сказал несколько опрометчивых слов, и я думаю, что миледи до сих пор не простила его. Она очень долго отходит, твоя сестра.
Изабо была озадачена.
– Что за опрометчивые слова? – она положила руку ему на локоть. – Что-то обо мне?
– С чего ты взяла? – насмешливо осведомился Дайд.
– Не знаю, – ответила она серьезно. – Мне почему-то так кажется.
Он не знал, что ей ответить. Глядя на то, как Дайд, обычно столь бойкий на язык и сообразительный, осторожно подыскивает слова, Изабо лишь утвердилась в своих подозрениях.
– Так что он сказал? – сердито воскликнула она. – Лахлан вечно думает обо мне самое худшее. Он что- то сказал против меня?
– Он был расстроен, – сказал Дайд. – Это было на «Королевском Олене», после того, как мы узнали, что мальчиков похитили. Мы не знали, жив ли Доннкан вообще, не говоря уж о том, что ты уже спасла его от Маргрит. Ты ведь знаешь, он очень любит сына, и мы едва успели закончить войну с Яркими Солдатами. Мы все устали и вымотались…
