мыто. Мне — слышишь, Олег? Значит, все вы… и ты тоже, Олег, признавали меня главой этого города. Князем. Значит, не дай мне умереть, как растерзанному псами беглому рабу. Казни сам.
Олег какое-то время смотрел на Аскольда, потом кивнул. Он выхватил меч и шагнул вперед. Теперь острие лезвия упиралось в самый живот Аскольда над вышитым кушаком. И старый князь сам сделал рывок вперед. Охнул, пошатнулся, но сделал еще один шаг. Его руки легли на плечи Олега, впились в него, и Аскольд притянул к себе Олега, нанизываясь на меч. Лица их оказались совсем близко.
— Добрая сталь у твоего жала ратей, Олег, — прохрипел Аскольд, когда кровавая пена уже запузырилась на его губах. И прохрипел, падая на песок, соскальзывая с клинка: — Один!.. Иду к тебе…
А Олег добавил:
— Перун, во имя твое.
Он вытер клинок о песок. Оглянулся. Кто-то из его варягов сказал:
— Он хорошо умер. Как викинг. И как конунг. — Олег кивнул.
— Он достоин своего места в кургане. — И добавил громче: — Все слышали? Я похороню Аскольда, как и достоин того князь Киевский.
Замершие в стороне люди молчали. А потом все головы, как по команде, повернулись туда, где, глядя на поверженного брата, стоял Дир.
— Он твой, Торир, — сказал Олег. Пошел на корабль, сел на корточки возле маленького Игоря, стал что-то говорить. Но мальчику было неинтересно, он отстранил Олега. Поглядывал то на подплывающие к берегу корабли, то на происходящее на берегу.
Там варяги разрезали удерживающие Дира веревки.
— Дайте ему меч, — приказал Торир.
— С ума сошел, — сказал кто-то. — Дир Кровавый — он же берсерк!
— Дурень он, а не берсерк. Но что Кровавый — это точно.
Дир же, приняв у кого-то меч, несколько раз крутанул его в руке, словно приноравливаясь.
— Дурень не дурень, а кровь я люблю.
Он смотрел на Торира, и под глазом у него начала биться жилка.
— И сегодня я пущу твою кровь, Торир. Слышишь, ты, сын шлюхи, которой я владел, прежде чем убил.
Он улыбался, а по толпе пошел ропот. Кто-то крикнул:
— Торир, если ты не управишься, я следующий.
— Не дождетесь.
Торир обходил пружинистым шагом Дира.
— Ты многим владел, Дир. Но все потерял. Вся твоя жизнь прахом пошла. Помнишь, я говорил тебе это когда-то? И теперь я тебя убью.
У Дира глаза стали красными — почти такими же, как серьга в ухе. И он первый наскочил, пошел рубить так, что Ториру пришлось отступать на толпу. Люди попятились, освобождая место для боя. А мечи вновь схлестнулись, искры высекались при каждом ударе. Диру нечего бьио терять, и он наскакивал и отступал умело, сдерживая силы, сохраняя дыхание. Но глаза его горели. Пусть он сегодня и умрет, но с этим предателем сумеет поквитаться.
— А я ведь и девкой твоей владел, Резун, — засмеялся Дир, когда на краткий миг их лица оказались рядом, а лезвия, скользнув, сошлись у крестовин рукоятей. — Карина, она…
— Она мне сына родила, знаю, — ответил Торир, делая рывок и выходя из сшибки. — И теперь ею владеть буду только я.
Он вовремя сумел сгруппироваться, отпрыгнуть от коварного косого удара, сам же полоснул быстро и резко, зацепив руку Дира у самого запястья. Это была первая кровь. В толпе зашумели.
— За отца моего Эгиля, замученного вами, — переводя дыхание, произнес Торир.
Следующую кровь тоже пролил он, срезав мочку уха у Дира. Ту, что с серьгой. Она отлетела, блеснув красным.
— За мать мою Вальгерд!
Дира столь пустячные ранения не пугали. Он даже захохотал.
— Что ты меня как куру ощипываешь, этериот? Забыл, как сам учил меня ромейской выучке?
И он нанес ряд столь стремительных и разящих ударов, что Ториру вновь пришлось отступать, а от резкого взмаха он еле успел отвернуться, когда концом клинка Дир оцарапал ему щеку. Из разреза под глазом потекла кровь.
— Действительно, как курицу, — процедил сквозь зубы Торир, тут же получив удар ногой по голени, отбросивший его. И словно в отместку, уже отскакивая, он достал Дира мечом по боку с такой силой, что отлетело несколько колечек кольчуги, темной влагой сверкнула кровь.
— За Бьоргульфа!
Дир не понял, за кого. Он уловил момент и занял такую позицию, что солнце теперь светило в глаза Ториру. Дир начал рычать, лицо его задергалось.
«Припадок», — понял Торир. И начал действовать спокойнее. Теперь Дир не так ловок, хотя и не менее страшен. Главное теперь — проследить, когда рядом сверкнет сталь клинка, и определить против солнца, близко ли Дир. Но Дир, поддавшись своей силе, сам упустил выгодное положение, стал наступать, и Торир, крутнувшись с разворота, вновь нанес ему удар. Это был крепкий удар, он отбросил Дира, а его бедро окрасилось кровью.
— За Карину!
Где-то сбоку раздался голос Олега. Князь недовольно сказал, что пора кончать, что ладьи уже у Почайны, что в городе шум. «Пусть идут в свой город», — пронеслось в голове у Торира. Он даже боль от внезапной раны не ощутил, когда меч Дира полоснул его по груди. Но Дир, рычащий, воющий, носящийся, был все еще неуязвим. Хотя и прихрамывал. Его и впрямь надо было уже кончать. Как? Дир умел драться. Его меч встретил опускавшийся клинок Торира, вписался в движение, уводя его по безопасному кругу, не дав зацепить себя. И тут Дир левой рукой с согнутыми, как когти, пальцами, впился Ториру в лицо. Торир рванул голову назад и… оступился. Стал падать, рухнул на спину. А Дир уже занес меч для нового удара. И тогда Торир со всей силы вогнал ему снизу в живот клинок.
Пусть и добрая была у Дира кольчуга, но под стремительным прямым ударом она поддалась. И меч вошел, впиваясь, в тугую плоть. Дир же так и стоял, выпучив глаза, с занесенной для удара рукой. Потом тяжело опрокинулся, застонал. Он был еще жив.
Торир поднялся, поглядел на поверженного Дира, как тот корчится на песке, орошая все вокруг кровью.
— Добей, — приказал Олег. — Добей. Нам надо спешить. Но Торир устало мотнул головой.
— Я уже отомстил.
И это словно послужило сигналом. Торир отходил, слыша за спиной хруст и лязг, когда варяги Олега стали добивать поверженного князя.
«Я не должен был идти с ним на бой. Как глупо, — подумал Торир, на ходу вбрасывая меч в ножны. — Я дал ему умереть как герою. Ну что ж, может, князья так и должны уходить к богам».
Он шел, а мимо пробегали варяги Олега. Им нужно было успеть в Киев, пока никто не опомнился. Ториру тоже надо было спешить. Он хотел поскорее найти Карину.
И он ускорил шаги.
ЭПИЛОГ
Торир разглядывал сына. Держал изувеченными после пыток руками запеленутое тельце и глаз не мог отвести.
Они с Кариной сидели над берегом Днепра, и легкий ветер теребил тонкое покрывало на голове молодой женщины. Она смотрела на варяга и сына с любовью. Они оба были с ней, и ей казалось, что прошла целая вечность со вчерашнего дня, когда Торир ворвался к ней в детинец, обнял ее, стал утешать, плачущую и измученную, уверяя, что теперь все будет хорошо. А она сразу же заторопилась, заставила его отправиться в Городец Микулы — за сыном.
И вот они все вместе.
— Как он похож на тебя, Карина, — проговорил Торир, глядя на ребенка, и в его хриплом рычащем голосе неожиданно появились нежные интонации.
