лице, — и это прекрасное время для работы, потому что все заказчики уже дома, едят, пьют и спят. Никто не побеспокоит маэстро после заката.
Поглощенный любимым занятием, маэстро Амброджио не обратил внимания на шум на улице, пока не зарычал его пес Данте. Прямо со ступкой в руках художник подошел к двери и попытался оценить ожесточенность спора, разгоревшегося, судя по звукам, буквально у его порога. Ему пришла на ум величественная гибель Юлия Цезаря, павшего под ударами кинжалов римских сенаторов и очень красиво умершего — с кровью на белом мраморе и в гармоничном обрамлении колонн. Может, какой-нибудь знатный сиенец погибнет похожим образом, позволив маэстро запечатлеть эту сцену на какой-нибудь местной стене?
В этот момент забарабанили в дверь. Данте залаял.
— Тихо! — сказал Амброджио псу. — Советую тебе спрятаться, на случай если сюда ворвутся разъяренные спорщики. Я знаю таких людей куда лучше, чем ты.
Едва он открыл дверь, как в мастерскую ворвался шум скандала — несколько мужчин говорили на повышенных тонах, — и маэстро сразу оказался вовлеченным в горячий спор о чем-то, что надлежало непременно внести в дом.
— Скажите им, мой дорогой брат во Христе, — умолял запыхавшийся монах. — Скажите, что мы справимся сами!
— С чем? — заинтересовался маэстро Амброджио.
— С гробом! — ответил кто-то другой. — С телом мертвого звонаря! Смотрите сами!
— Боюсь, вы ошиблись домом, — сказал маэстро. — Я это не заказывал.
— Умоляю вас, — просил монах, — впустить нас. Я все объясню.
Маэстро ничего не оставалось, как уступить. Он распахнул двери, чтобы молодые люди смогли занести гроб в мастерскую. Его поставили посреди комнаты. Маэстро ничуть не удивился при виде молодого Ромео Марескотти и его кузенов, занятых — в который раз! — очередной проказой; что на самом деле озадачило художника, так это присутствие ломавшего руки монаха.
— Это самый легкий гроб, который мне доводилось поднимать, — сказал один из спутников Ромео. — Ваш звонарь, должно быть, ничего не весил. В следующий раз выбирайте монаха потолще, чтобы не сдуло с колокольни.
— Обязательно! — клятвенно заверил брат Лоренцо, едва сдерживая нетерпение. — Позвольте же поблагодарить вас за доброе дело, благородные господа. Спасибо вам, мессир Ромео, за спасение наших жизней… Моей, моей жизни! Вот, прошу принять… — Откуда-то из-под рясы он извлек маленькую погнутую монетку — чентезимо за беспокойство.
Его рука с монетой повисла в воздухе. Никто чентезимо не взял. Помедлив, брат Лоренцо затолкал ее обратно под рясу. Уши его горели, как угли при внезапном порыве ветра.
— Все, чего я прошу, — повторил Ромео, больше для потехи, — это показать нам содержимое гроба, потому что, клянусь жизнью, там не монах, ни толстый, ни тощий.
— Нет! — Тревога брата Лоренцо сменилась настоящей паникой. — Я не могу этого допустить! Свидетельница мне Пресвятая Дева, я клянусь вам, каждому из вас, что гроб должен оставаться закрытым, или огромное несчастье постигнет нас всех!
Маэстро Амброджио пришло в голову, что он незаслуженно обходил вниманием своеобразие птиц. Маленький воробушек, выпавший из гнезда, со встопорщенными перьями и испуганными глазками- бусинками — именно так выглядел молодой монах, окруженный известными сиенскими буянами.
— Брось, монах, — увещевал Ромео. — Я же спас тебе жизнь. Разве я не заслужил толику твоего доверия?
— Боюсь, — сочувственно сказал маэстро Амброджио брату Лоренцо, — вам придется исполнить угрозу и навлечь на нас всех несчастье. Это уже дело чести.
Брат Лоренцо безнадежно покачал головой.
— Ну что ж, будь по-вашему. Я открою гроб. Но позвольте мне сперва объяснить… — Его глаза заметались по комнате — чернец придумывал объяснение, но уже через секунду кивнул и сказал: — Вы правы, в гробу лежит не монах, но не менее святое существо. Это единственная дочь моего щедрого патрона… — Он откашлялся и заговорил громче: — …которая трагически скончалась два дня назад. Он послал меня отвезти ее тело к вам, маэстро, чтобы запечатлеть ее черты на картине, прежде чем тлен навсегда исказит их…
— Два дня назад? — ужаснулся маэстро Амброджио, позабыв обо всем на свете, кроме нового заказа. — Она мертва уже два дня? Дорогой мой… — Не дожидаясь позволения монаха, он приподнял крышку гроба, чтобы оценить изменения. Но к счастью, покойница еще не была тронута тлением. — Похоже, время еще есть, — сказал он, приятно удивленный. — Но все равно придется начать прямо сейчас. Ваш хозяин уточнил, в каком роде делать портрет? Обычно я пишу поясную фигуру в стандартном образе Девы Марии. В вашем случае могу бесплатно пририсовать младенца Иисуса, раз уж вы ехали издалека.
— Пожалуй, изобразите ее в виде Девы Марии, — сказал брат Лоренцо, нервно поглядывая на Ромео, который опустился перед гробом на колени, с восхищением глядя на мертвое лицо. — С нашим Божественным Спасителем на руках, раз уж бесплатно.
— Ай-мэ! — воскликнул Ромео, не обращая внимания на предупреждающий жест монаха. — Как Господь мог быть таким жестоким?
— Нельзя! — крикнул брат Лоренцо, но поздно: юноша уже коснулся рукой щеки девушки.
— Такая красавица, — мягко сказал он, — не должна была умереть. Наверное, даже смерти противен ее промысел. Смотрите, она еще не похитила алость ее губ…
— Будьте же благоразумны! — не своим голосом воззвал брат Лоренцо, пытаясь опустить крышку. — Вы не знаете, какую болезнь могут передать эти губы!
— Будь она моей, — продолжал Ромео, не давая монаху закрыть гроб и нимало не заботясь о своей безопасности, — я пошел бы за ней в рай и привел ее назад. Или навеки остался с ней там.
— Да-да-да, — не выдержал брал Лоренцо, захлопнув крышку и чуть не отдавив Ромео пальцы. — Смерть превращает всех мужчин в идеальных возлюбленных. Куда только девается их пылкость, когда их дамы живы?
— Истинно так, монах, — кивнул Ромео, поднимаясь на ноги. — Ладно, довольно с меня несчастий за один вечер. Таверна ждет. Оставляю тебя с твоим скорбным поручением и пойду выпью за упокой души бедной девицы. Пожалуй, что и не одну кружку. Быть может, вино отправит меня в рай, где я ее встречу и…
Брат Лоренцо подался вперед и прошипел, понизив голос:
— Держите себя в руках добрейший мессир Ромео, прежде чем скажете недопустимое!
Молодой человек ухмыльнулся:
— …и засвидетельствую свое почтение.
Только когда все гуляки покинули мастерскую и стук подков их лошадей стих, брат Лоренцо снова поднял крышку гроба.
— Опасность миновала, — сказал он. — Можно выходить.
Девушка наконец открыла глаза и села. Ее лицо осунулось от усталости.
— Боже всемогущий! — задохнулся маэстро Амброджио, перекрестившись ступкой. — Каким чародейством вы это…
— Молю вас, маэстро, — перебил его брат Лоренцо, заботливо помогая девушке встать, — проводить нас в палаццо Толомеи. Эта молодая госпожа — племянница мессира Толомеи, Джульетта. Она стала жертвой страшного несчастья, и я как можно скорее должен доставить ее в безопасное место. Вы поможете нам?
Маэстро Амброджио смотрел на монаха и его спутницу, все еще не веря своим глазам. Измученная путешествием, девушка все равно стояла очень прямо, ее спутанные волосы в свете свечей мерцали прелестными золотистыми бликами, а глаза были цвета неба в солнечный день. Несомненно, перед художником предстало самое прелестное создание, которое ему доводилось видеть.
— Могу я узнать, — начал он, — что заставило вас довериться мне?
Брат Лоренцо широким жестом обвел картины, прислоненные к стенам.
— Человек, умеющий видеть божественное в земных вещах, безусловно, является братом во
