не лазить по балконной решетке, как ночной вор. — Увидев, что его собеседник со слегка запачканной охрой щекой промолчал, маэстро продолжал смелее: — Есть, знаете ли, распутство, а есть любовь. У них есть общие черты, но это совершенно разные вещи! Для первого достаточно медоточивых речей и смены платья; чтобы добиться второго, мужчине придется пожертвовать своим ребром. В ответ женщина искупит грех праматери Евы и приведет его обратно в потерянный рай.
— А как мужчине угадать, когда расставаться с ребром? У меня полно приятелей, у которых уже и ребер не осталось, а они и близко к краю не подошли!
При виде искренней обеспокоенности юноши маэстро Амброджио кивнул.
— Вы сами дали ответ, — сказал он. — Мужчина знает. Мальчик — нет.
Ромео расхохотался.
— Восхищен вашей смелостью! — сказал он, положив руку на плечо маэстро.
— А что такого замечательного в смелости? — ответил художник, почувствовав, что его приняли за советчика. — По-моему, эта добродетель погубила больше доблестных мужей, чем все пороки, вместе взятые.
И снова Ромео захохотал, словно он нечасто имел удовольствие сталкиваться с таким дерзким спорщиком, а маэстро неожиданно почувствовал, что ему очень импонирует этот юноша.
— Я часто слышу, как мужчины говорят, — продолжал Ромео, которому явно не хотелось оставлять тему, — что они на все готовы ради женщины. Но стоит ей о чем-то попросить, как они сразу поджимают хвост, как псы.
— А вы? Тоже поджимаете хвост?
Ромео сверкнул белым рядом здоровых зубов, удививших бы любого, кто был наслышан о его многочисленных стычках на кулачках.
— Нет, — ответил он улыбаясь. — У меня отличное чутье на женщин, которые не попросят больше, чем я захочу дать. Но если такая женщина существует, — он кивнул на картину, — я с радостью вырву себе все ребра, лишь бы добиться ее. Я даже войду через переднюю дверь, как вы сказали, и попрошу ее руки, прежде чем прикоснусь к ней хоть пальцем. И не только это! Я сделаю ее своей женой, и буду ей верен, и никогда не взгляну на другую женщину. Клянусь! Уверен, она бы того стоила.
Возрадовавшись услышанному и очень желая верить, что его живопись способна перевернуть душу молодого шалопая и отвратить его от прежних проказ, маэстро кивнул, в целом довольный проведенной за ночь работой:
— Она этого стоит.
Ромео посмотрел на него вдруг сузившимися глазами:
— Вы говорите так, словно она жива?
Секунду маэстро Амброджио молчал, вглядываясь в лицо молодого человека, словно испытывая силу его решимости.
— Джульетта ей имя, — сказал он, наконец. — Полагаю, вы, друг мой, своим прикосновением пробудили ее от смертного сна. Когда вы уехали в таверну, я увидел, как этот дивный ангел восстал из гроба…
Ромео вскочил с крышки, словно под ней вдруг развели огонь.
— Это дьявольское искушение! Не знаю, отчего дрожит моя рука — от блаженства или ужаса?
— Вас страшат людские козни?
— Людские — нет. Дьявольские — да, и очень!
— Тогда утешьтесь тем, что я вам скажу. Не Господь и не дьявол уложили ее в гроб, но монах Лоренцо, из опасений за ее жизнь.
Рот Ромео приоткрылся от удивления.
— Вы хотите сказать, она вообще не умирала?
Маэстро Амброджио не сдержал улыбки при виде довольно комичной мины юноши.
— Живехонька, как мы с вами.
Ромео схватился за голову:
— Вы насмехаетесь надо мной! Я не верю вам!
— Это как вам будет угодно, — вежливо сказал маэстро, поднимаясь и собирая кисти. — А для уверенности откройте гроб.
Не столь обрадовавшись отсутствию в последнем доме его обитательницы, сколько разгневавшись, юноша взглянул на художника с подозрением:
— Где она?
— Этого я вам не скажу, а то получится, что я злоупотребил оказанным доверием.
— Но она жива?
Маэстро пожал плечами:
— Была жива, когда вчера я откланялся на пороге дома ее дяди, и помахала мне на прощание.
— Кто ее дядя?
— Этого я вам не скажу.
Ромео шагнул к маэстро, ломая пальцы:
— То есть мне придется спеть серенаду под каждым балконом в Сиене, прежде чем выглянет та, кого я ищу?
Данте вскочил, едва Ромео направился к его хозяину с угрожающим, как показалось псу, видом, но вместо рычания пес вдруг поднял морду и издал долгий выразительный вой.
— Она пока не выйдет, — отозвался маэстро Амброджио, нагнувшись и ласково потрепав собаку. — У нее сейчас нет настроения слушать серенады. Может, оно вообще не появится.
— Тогда зачем, — в отчаянии воскликнул Ромео, готовый от горя толкнуть мольберт с портретом на пол, — вы мне это рассказали?
— Затем, — ответил художник, исподтишка забавляясь огорчением юноши, — что глазу художника невыносимо видеть белоснежного голубя, теряющего время в компании ворон.
III.І
Что в имени? То, что зовем мы розой, —
И под другим названьем сохраняло б
Свой сладкий запах!
Вид с крепости Медичи открывался великолепный. Я видела не только терракотовые крыши Сиены, раскаленные полуденным солнцем, но и, по меньшей мере, на двадцать миль вокруг покатые холмы, вздымавшиеся застывшими океанскими волнами всех оттенков зеленого и — вдалеке — синеватого. Снова и снова я поднимала голову от чтения, упиваясь красотой пейзажа в надежде, что он выгонит из моих легких застоявшийся воздух и наполнит душу летом, и всякий раз, опуская голову и вновь принимаясь за дневник маэстро Амброджио, я окуналась в мрачные события 1340 года.
Утро я провела в баре Малены на пьяцца Постьерла, листая ранние пьесы «Ромео и Юлия» пера Мазуччо Салернитано и Луиджи Да Порто, написанные в 1476 и 1530 годах. Интересно было следить за развитием и усложнением сюжета; в частности, Да Порто ввел литературные повороты в трагедию, основанную, по заверению Салернитано, на реальных событиях.
В изложении Салернитано Ромео и Джульетта, вернее, Мариотто и Джианноцца, жили в Сиене, причем их родители не враждовали. Они тайно обвенчались, подкупив священника, но подлинная трагедия разыгралась, когда Мариотто убил знатного горожанина и вынужден был отправиться в изгнание. А родители Джианноццы, не зная, что их дочь уже обвенчана, потребовали от нее выйти замуж за кого-то другого. В отчаянии Джианноцца упросила монаха составить сильное снотворное зелье; эффект оказался столь велик, что ее безмозглые родители поверили, что дочь умерла, да сразу ее и похоронили. К счастью, монах смог вынести ее из склепа, после чего Джианноцца тайно отбыла на корабле в Александрию, где Мариотто жил себе припеваючи. Однако посланец, который должен был сообщить ему о снотворном зелье, был захвачен пиратами, и, получив весть о смерти Джианноццы, Мариотто стремглав кинулся назад, в
