— Понятия не имею. Наверное, боялась, что… Или может, она… — Я потупилась. — Ну, не знаю.
— В Сиене, — сказал Алессандро, поигрывая с бокалом с водой, — от фамилии зависит все.
— Имена, фамилии, — вздохнула Ева-Мария. — Чего я не понимаю, так это почему твоя тетка — Роуз, да? — никогда не привозила вас в Сиену.
— Может, боялась, — ответила я, на этот раз резче, — что человек, убивший моих родителей, прикончит и меня.
Ева-Мария отпрянула в ужасе:
— Какое ужасное предположение!
— Ну ладно, еще раз с днем рождения. — Я отпила вина. — И спасибо за все. — Я тяжелым взглядом впилась в Алессандро, заставив его посмотреть мне в глаза. — Не беспокойтесь, я надолго не задержусь.
— Не сомневаюсь, — холодно ответил он. — В наших краях для вас слишком мирно и пресно.
— Я люблю мир.
В темной зелени его глаз мне почудилось предупреждение, словно в глазах молодого человека на мгновение проглянула его душа. Зрелище, признаюсь, было пугающим.
— Просто бросается в глаза.
Решив не отвечать, я сжала зубы и уткнулась в тарелку с закуской. К сожалению, Ева-Мария не разобралась в тонких нюансах эмоций, заметив только мое разгоревшееся лицо.
— Сандро, — с флиртующей, как ей казалось, интонацией проворковала она. — Почему ты еще не показал Джульетте город? Ей бы очень понравилось!
— Не сомневаюсь. — Алессандро проткнул оливку вилкой, но есть не стал. — К сожалению, у нас тут нет статуй Русалочек.
Теперь я точно знала, что он проверил мое дело и нашел все, что числилось по Джулии Джейкобе, рьяной участнице антивоенных выступлений, которая в свое время, не успев вернуться из Рима, полетела в Копенгаген протестовать против вмешательства Дании в военный конфликт в Ираке и допротестовалась до акта вандализма над андерсеновской Русалочкой. К сожалению, некому было объяснить Алессандро, что все это было ужасной ошибкой и Джулия Джейкобе полетела в Данию с единственной целью — доказать сестре, что ей не слабо.
Хлебнув коктейль из ярости и страха, от которого голова пошла кругом, я, как слепая, потянулась к хлебной корзинке, стараясь не выдать охватившей меня паники.
— Но у нас много других прелестных статуй! — Ева-Мария перевела взгляд с меня на Алессандро, пытаясь понять, что происходит. — И фонтанов! Обязательно отведи ее к Фонтебранда…
— Может, лучше на улицу Недовольных — виа де Мальконтенти? — предложил Алессандро, перебив Еву-Марию. — По ней уводили на виселицу преступников, а жители швыряли в них отбросы и мусор.
Я спокойно выдержала его холодный взгляд, чувствуя, что в прятки можно больше не играть.
— И всех вешали? Или были помилованные?
— Некоторым казнь заменяли изгнанием. Они покидали Сиену и никогда не возвращались. В обмен им оставляли жизнь.
— А, понятно, — желчно сказала я. — Как, например, и в случае вашей семьи, Салимбени. — Украдкой я посмотрела на Еву-Марию, которая буквально онемела (первый раз за все время нашего знакомства). — Или я ошибаюсь?
Алессандро ответил не сразу. Судя по тому, как заходили желваки у него на щеках, ему очень хотелось ответить мерой за меру, но в присутствии крестной мамы он этого сделать не мог.
— Семья Салимбени, — сказал он, наконец, напряженным голосом, — в 1419 году была лишена всех владений и выдворена за пределы Сиенской республики.
— Навсегда?
— Как видите, нет. Но изгнание продолжалось долгие годы. — То, как он посмотрел на меня, дало понять, что мы снова говорим обо мне. — Видимо, они это заслужили.
— А что, если бы они вернулись, несмотря на запрет?
— Для этого… — Для пущего эффекта он выдержал паузу, и я вдруг подумала, что его глаза ничуть не напоминают живую листву, но кажутся холодными и твердыми, как кусочек малахита, который в четвертом классе я показывала как редкое сокровище, пока учитель не объяснил, что это минерал, который добывают при разработках меди, нанося большой ущерб окружающей среде. — …им понадобилась бы чертовски веская причина.
— Довольно! — Ева-Мария подняла бокал. — Хватит об изгнании и распрях. Теперь мы друзья.
Минут десять мы вели вполне нормальную беседу, после чего Ева-Мария, извинившись, вышла освежиться, оставим нас с Алессандро на съедение друг другу. Взглянув на него, я увидела, что он разглядывает меня с ног до головы, и на кратчайший миг мне почти удалось себя убедить, что вся эта игра в кошки-мышки имела целью проверить, достаточно ли во мне живости и горячности, чтобы выбрать меня в подружки на неделю. Ну что ж, подумала я, что бы кот ни замышлял, его ждет неприятный сюрприз.
Я протянула руку за кусочком колбасы.
— Вы верите в искупление?
— Мне все равно, — сказал Алессандро, пихнув тарелку ко мне, — что вы делали в Риме или в других местах. Но Сиена — это мой город. Что вы здесь забыли?
— Это что, допрос? — спросила я набитым ртом. — Мне позвонить адвокату?
Он подался вперед, понизив голос:
— Да для меня вас посадить… — Он прищелкнул пальцами у меня перед носом. — Вы, правда, этого хотите?
— Знаете, — сказала я, накладывая побольше еды себе на тарелку в надежде, что он не заметит, как у меня дрожат руки. — Силовые методы со мной никогда не срабатывали. Может, с вашим семейством они творили чудеса, но, если вы забыли, мои предки никогда особо не пугались.
— О'кей. — Он откинулся на спинку стула, меняя тактику. — Тогда так: я оставлю вас в покое при одном условии — держитесь подальше от Евы-Марии.
— А почему вы при ней это не сказали?
— Она особенная женщина, и я не хочу, чтобы ей было больно.
Я отложила вилку.
— А я, значит, хочу? Вот как вы обо мне думаете?
— Хотите знать, что я о вас думаю? — Алессандро оценивающе посмотрел на меня как на дорогой артефакт, выставленный на продажу. — Я думаю, что вы красивы, умны… отличная актриса… — Видя мое замешательство, он нахмурился и продолжил более резким тоном: — И кто-то заплатил вам круглую сумму, чтобы вы приехали и притворились Джульеттой Толомеи…
— Что?!
— …и частью вашего задания является втереться в доверие к Еве-Марии. Но этого я не допущу.
Я просто не знала, что отвечать. К счастью, его обвинения были настолько абсурдны, что я от изумления даже не обиделась.
— Почему, — сказала я, наконец, — вы не верите, что я Джульетта Толомеи? Потому что у меня глаза не голубые?
— Вы хотите знать почему? Я вам скажу почему. — Он подался вперед, поставив локти на стол. — Джульетта Толомеи мертва.
— Тогда как вы объясните, — тоже подалась я вперед, — что я сижу здесь?
Казалось, он смотрел на меня целую вечность, что-то ища в моем лице — и не находя. В конце концов, он отвел глаза. Его губы были сжаты в тонкую линию. Я поняла, что по какой-то причине мне не удалось его убедить и, возможно, никогда не удастся.
— Знаете что? — Я оттолкнула стул и встала. — Я, пожалуй, приму ваш совет и не буду обременять Еву-Марию своим обществом. Поблагодарите ее от меня за концерт и ужин и скажите, что она может забрать свою одежду в любой момент. Я ее уже не ношу.
Не дожидаясь ответа, я гордо отошла от стола и покинула ресторан, не оглядываясь. Свернув за первый же угол, я почувствовала, как на глаза навернулись злые слезы. Несмотря на высоченные каблуки, я перешла на бег. Меньше всего мне хотелось, чтобы Алессандро меня нагнал и принялся извиняться за
