— Она сказала: «Ты незаконнорожденная, не считай себя одной из нас».
— Ого. — Я замолчала, переваривая услышанное. — Похоже, здесь никто не верит, что я Джульетта Толомеи. Наверное, я это заслужила. Эта форма наказания специально для таких, как я.
— Я вам верю.
Я вскинула на него глаза, не скрывая удивления.
— Неужели? Это что-то новое. И давно это у вас?
Алессандро пожал плечами и пошел к выходу.
— С той минуты, как я увидел вас в дверях своего кабинета.
Я не знала, как реагировать на неожиданную мягкость, поэтому на первый этаж мы спустились в молчании. Из больницы мы вышли в теплый золотистый свет, который знаменует собой конец дня и начало чего-то менее предсказуемого.
— Джульетта, — сказал Алессандро, повернувшись ко мне и как-то по-хозяйски подбоченившись. — Что еще я должен знать?
— Ну, — начала я, щурясь против вечернего солнца, — есть еще парень на мотоцикле…
— Санта Мария!
— Но тут другое. Он просто ездит за мной по всему городу. Я не знаю, чего он хочет.
Алессандро вытаращил глаза.
— Вы не знаете, чего он хочет? Вы хотите, чтобы я вам это сказал?
— Да нет же, ничего такого. — Я отчего-то одернула подол платья. — Это даже не проблема. Вот тип в спортивном костюме вломился в мой номер, поэтому я должна срочно переехать…
— Вы так считаете? — без энтузиазма сказал Алессандро. — Я вам вот что скажу: мы сейчас же идем в полицию.
— Только не в полицию!
— Они скажут, кто напал на Пеппо. Я работаю на Монте Паски, у меня нет доступа к полицейскому регистрационному журналу. Не волнуйтесь, я пойду с вами. Я знаю этих парней.
— Ну да, сейчас! — Я чуть не толкнула его в грудь. — Это такая уловка, чтобы, в конце концов, посадить меня в тюрьму?
Он выставил руки:
— Если бы я хотел вас посадить, вы думаете, я стал бы ходить вокруг да около?
— Слушайте! — Я выпрямилась, вытянувшись как можно выше. — Я еще раз подчеркиваю: мне не по душе ваши разборки!
Он улыбнулся:
— Однако выходить из игры вы не хотите.
Главное полицейское управление Сиены оказалось очень тихим местом. Без десяти семь неведомым утром или вечером в настенных часах села батарейка; одну за другой просматривая фотографии и отпечатки пальцев плохих парней, я начинала чувствовать себя примерно также. Чем дольше я смотрела на лица на экране, тем отчетливее понимала, что понятия не имею, как выглядит мой преследователь. В первый раз, когда я видела этого урода, он не снимает темные очки, во второй раз было темно хоть глаз выколи, а в третий раз — сегодня утром — я не отрывала взгляд от пистолета в его руке и позабыла разглядеть физиономию.
— Мне очень жаль, — повернулась я к Алессандро, очень терпеливо сидевшему рядом, упираясь локтями в колени в ожидании моего озарения, — но я никого не узнаю. — Я улыбнулась извиняющейся улыбкой женщине-полицейскому, ведавшей компьютерной базой, понимая, что впустую трачу общее время. — Mi displace .
— Это ничего, — сказала она, улыбаясь мне как одной из Толомеи. — Отпечатки сверить быстро.
В полицейском участке Алессандро первым делом заявил о грабеже со взломом в Музее Совы. Туда немедленно уехали две патрульные машины: четверо полицейских пришли в восторг, что в кои-то веки им попалось настоящее преступление. Если бандит был достаточно глуп, чтобы наследить в музее, особенно оставить отпечатки пальцев, установление его личности лишь вопрос времени, при условии, что его арестовывали ранее.
— Пока мы ждем, — сказала я, — может, имеет смысл поискать Ромео Марескотти?
Алессандро нахмурился:
— Вы поверили тому, что сказал Пеппо?
— А что такого? Может, это действительно он. И следил за мной тоже он.
— В тренировочном костюме? Вряд ли.
— Почему? Вы что, его знаете?
Алессандро набрал воздуха в грудь.
— Да, и в этой базе его нет. Я уже смотрел.
Я изумленно уставилась на него. Заметив выражение моего лица, Алессандро поморщился и покачал головой:
— Лучше радуйтесь, что это не он. Ромео обычно не отступается, пока не получает то, что ему нужно.
Не успела я спросить еще что-нибудь, как в комнату вошли двое полицейских, и один поставил передо мной ноутбук. Они не говорили по-английски, поэтому Алессандро пришлось поработать переводчиком.
— Они нашли в музее отпечаток пальца, — сказал он. — И хотят, чтобы вы посмотрели фотографии и сказали, не узнаете ли вы кого-нибудь.
Я повернулась к монитору. Пять расположенных в ряд мужских лиц смотрели на меня со смесью апатии и отвращения. Через секунду я ответила:
— На сто процентов не поручусь, но если вы спросите, кто здесь больше всего похож на типа, который меня преследовал, я отвечу — номер четвертый.
После короткого обмена репликами с офицерами Алессандро кивнул:
— Это он и вломился в музей. Теперь они хотят знать, почему он полез в Музей Совы и для чего следил за вами.
— Может, скажете мне, кто он? — с надеждой спросила я, вглядываясь в их серьезные лица. — Это какой-нибудь… убийца?
— Его зовут Бруно Каррера. В прошлом он был связан с организованной преступностью и работал на очень плохих людей. Некоторое время о нем не было ни слуху, ни духу, но вот… — Алессандро кивнул на экран. — Вернулся.
Я снова повернулась к фотографии. Бруно Каррера давно миновал свою лучшую пору. Странно, что этот киллер на пенсии взялся за старое, чтобы украсть кусок старого шелка, не имеющий коммерческой ценности.
— Знаете, просто любопытно… — сказала я, не подумав. — А не был ли он связан с человеком по имени Лучано Салимбени?
Полицейские переглянулись.
— Очень умно, — прошептал Алессандро, имея в виду как раз противоположное. — А я думал, вы не хотите до утра отвечать на вопросы.
Подняв глаза, я увидела, что полицейские смотрят на меня с нескрываемым любопытством. Их явно интересовало, зачем конкретно я приехала в Сиену и сколько важной информации утаила от следствия по делу о краже в музее.
— La signorina conosce Luciano Salimbeni? — спросил один из них у Алессандро.
— Скажите им, что о Лучано Салимбени мне рассказал мой кузен Пеппо, — сказала я. — По его словам, двадцать лет назад тот охотился за нашим фамильным имуществом. Судя по всему, это правда.
Алессандро перевел мой ответ как можно убедительнее, но полицейские не успокоились и продолжали выспрашивать подробности. Это было странное противостояние: они явно очень уважали Алессандро, но в моей истории что-то не вписывалось в обычные рамки. В какой-то момент они вышли из комнаты, и я с недоумением повернулась к Алессандро:
— Это все? Уже можно идти?
