— Что сделал? — Пеппо попытался сесть, но вздрогнул от боли. — О, моя голова! Мне нужны таблетки. Сальваторе! Хотя нет, подождите, сегодня у Сальваторе выходной… Какой сегодня день?
— Non ti muovere! — Алессандро опустился на колени и быстро осмотрел ноги Пеппо. — По-моему, перелом. Я вызову «Скорую».
— Подождите! Нет! — Пеппо явно не хотел в больницу. — Я же хотел закрыть сейф! Вы меня слышите? Мне сейф закрыть надо!
— О сейфе будем думать потом, — сказала я.
— Кинжал… он в конференц-зале. Я искал его в справочнике. Его тоже нужно убрать в сейф. Это зло!
Мы с Алессандро переглянулись, не решаясь сообщить Пеппо, что уже поздно закрывать сейф. Палио исчезло вместе с другими ценностями, которые он там хранил, но, может, вор и правда не заметил кинжал? Я поднялась и пошла в конференц-зал. Действительно, кинжал Ромео лежат на столе рядом со справочником коллекционера по средневековому оружию.
С кинжалом в кулаке я вернулась в кабинет Пеппо. Алессандро как раз вызывал «Скорую помощь».
— Да, — сказал мой кузен при виде реликвии. — Это он. Положи его в сейф, быстро! Он приносит несчастье. Видишь, что со мной стряслось? В справочнике сказано — в этом кинжале сидит дьявол!
У Пеппо оказалось небольшое сотрясение мозга и перелом голени, но врач на всякий случай решила оставить его в больнице на ночь, подсоединив ко всяким аппаратам. К сожалению, она подробно рассказала Пеппо, что именно с ним произошло.
— Она говорит, кто-то ударил его по голове и выкрал все из сейфа, — прошептал мне Алессандро, переводя оживленный диалог докторши и трудного пациента. — А он говорит, что хочет пообщаться с нормальным доктором и что никто не бил его по голове в собственном музее.
— Джульетта! — воскликнул Пеппо, избавившись, наконец, от врачихи. — Как тебе это нравится? Медсестра говорит, кто-то вломился в музей!
— Боюсь, это правда, — сказала я, взяв его за руку. — Мне очень жаль, это все я виновата. Если бы я не оставила…
— Кто это? — Пеппо с подозрением взглянул на Алессандро. — Пришел протокол писать? Скажи ему, я ничего не видел.
— Это капитан Сантини, — объяснила я. — Это он вас спас. Если бы не он… вам по-прежнему было бы очень больно.
— Ха! — Пеппо не готов был расстаться с воинственным настроением. — Я видел его раньше. Он Салимбени. Разве я не предупреждал тебя держаться от них подальше?
— Ш-ш! Пожалуйста! — поспешно перебила я Пеппо, но Алессандро наверняка расслышал каждое слово. — Вам нужно отдохнуть.
— Нет, не нужно! Что мне нужно, так это поговорить с Сальваторе. Мы должны выяснить, кто это сделал. В сейфе было много ценного.
— Боюсь, вор приходил за палио и кинжалом, — сказала я. — Если бы я не принесла их вам, ничего бы не случилось.
— Да кто осмелится… О! — Взгляд Пеппо стал далеким, словно он видел перед собой туманное прошлое. — Конечно! Как же я об этом не подумал? Но стал бы он так поступать?..
— О ком вы говорите? — Я стиснула руку кузена, чтобы не отвлекался. — Вы знаете, кто на вас напал?
Схватив меня за руку, Пеппо впился в меня горящим взглядом.
— Патрицио, твой отец, всегда верил, что однажды он вернется. Он всегда говорил: когда-нибудь Ромео объявится и все себе вернет — свою жизнь, свою любовь, все, что мы у него отняли…
— Пеппо, — сказала я, поглаживая руку кузена. — Вам нужно поспать. — Краем глаза я видела, что Алессандро взвешивает кинжал Ромео на ладони, хмурясь, словно ощущая скрытую в нем тайную силу.
— Ромео, — сонно бормотал Пеппо — успокоительное начало действовать. — Ромео Марескотти. Нельзя же вечно быть призраком. Может, это его месть всем нам за то, как мы обошлись с его матерью. Он же был, как это сказать, un figlio illegittimo? А, капитан?
— Внебрачным сыном, — впервые вступил в разговор Алессандро.
— Вот-вот, — кивнул Пеппо. — Рожденным вне брака! Получился грандиозный скандал. О, какая это была красавица! А он выставил их на улицу…
— Кто? — спросила я.
— Дед Марескотти. Он был человеком старой закалки. Но красавец, просто красавец! Я до сих пор помню его появление в шестьдесят пятом году — тогда впервые победил Асето. Ах, Тополоне, прекрасный конь!.. Таких уже не сыскать. Тогда они не вывихивали ноги, их не дисквалифицировали, и нам не нужны были всевозможные ветеринары и мэры, чтобы услышать — вы не можете участвовать… Уф! — Он с отвращением потряс головой.
— Пеппо, — потрепала я его по руке. — Вы рассказывали о Марескотти. Ромео, помните?
— А, да! Люди говорили, у мальчишки несчастливая рука. Бывало, к чему прикоснется — все, пиши пропало. Лошади терялись, люди умирали. Вот что говорили в Сиене. А все потому, что его назвали в честь Ромео — видишь ли, родовое имя. Шило у парня было в одном месте. Все ему подавай шумно и быстро — он и минуты не мог посидеть спокойно. Вечно какие-то скутеры, мотоциклы…
— Вы его знали?
— Нет, я только знаю, что о нем говорили. Они не вернулись в Сиену, он и его мать. Никто с тех пор их не видел. Ходила молва, что он вырос в Риме как сорная трава, пошел по дурной дорожке и стал наемным убийцей, а потом умер в Нассирии под чужим именем.
Я обернулась к Алессандро и встретилась с его вдруг потемневшими глазами.
— Вы знаете, где эта Нассирия? — негромко спросила я.
Отчего-то мой вопрос неприятно его поразил. Алессандро взглянул на меня с выражением, которое примерно может означать как «ушам не верю, что вы об этом спрашиваете». Пеппо глубоко вздохнул и продолжил:
— По-моему, это легенда. Люди любят легенды, трагедии, заговоры.
— Значит, вы в это не верите?
Пеппо снова вздохнул, с трудом удерживая отяжелевшие веки.
— Откуда мне знать, чему теперь верить? Ну что же они не присылают нормального доктора?
В это мгновение дверь распахнулась, и в палату ввалилось многочисленное семейство Толомеи, окружив павшего героя воплями и сетованиями. Они явно в общих чертах узнали о случившемся от докторши, потому что жена Пеппо, Пия, посмотрела на меня колючим взглядом, отпихнула в сторону и заняла место подле супруга, а остальные не произнесли ни одного слова благодарности. В довершение моего унижения старая Нонна Толомеи приковыляла к двери, как раз когда я собиралась незаметно выйти. У старухи не было сомнения в том, чья преступная глава повинна в этой заварушке.
— Ты! — зарычала она, направив обвиняющий перст прямо мне в сердце. — Bastarda!
Она сказала что-то еще, но я не поняла. Завороженная ее яростью, как олень светом приближающегося поезда, я стояла столбом, не в силах пошевелиться, пока Алессандро, которому семейные разборки стали уже поперек горла, не взял меня за локоть и не вывел в коридор.
— Фу! — выдохнула я. — Ну и темперамент у этой дамы. Верите ли, это моя тетка. Что она сказала?
— Ерунда, — ответил Алессандро, шагая по больничному коридору со сложной гаммой чувств на лице, основным из которых была тоска по отсутствию под рукой хорошей гранаты.
— Она назвала вас Салимбени! — сказала я, гордясь, что практически уже понимаю итальянский.
— Да, и это не был комплимент.
— А как она назвала меня, я не расслышала?
— Не важно.
— Нет, важно. — Я остановилась посреди коридора. — Как она меня назвала?
Взгляд Алессандро отчего-то смягчился.
