Едва мы сели, он сунул руку в карман куртки, вынул кинжал Ромео и положил на стол.
— Похоже, — сказал он, выговаривая непривычные слова очень медленно, почти неохотно, — я должен перед вами извиниться.
— Да ладно вам. — Я уткнулась носом в меню, чтобы скрыть смех. — Не огорчайтесь. Вы же читали мое дело. Я все еще представляю угрозу для общества.
Но он не был готов рассмеяться и забыть о недоразумении, поэтому некоторое время мы сидели в неловком молчании, притворяясь, что читаем меню, и поглядывая на кинжал.
Только когда на столе появилась бутылка сухого вина и тарелка с закусками, Алессандро улыбнулся — чуть виновато — и поднял свой бокал:
— Ну, давайте еще раз за знакомство. То же вино, только другая бутылка.
— Если досидим до основного блюда, получится явный прогресс, — сказала я, коснувшись его бокала своим. — И если после ужина мне не придется бегать по городу босиком, сегодняшний вечер будет не в пример лучше вчерашнего.
Он вздрогнул.
— Что же вы не вернулись в ресторан?
— Извините, — засмеялась я, — но мой дружок-пирожок Бруно оказался прекрасной компанией. Он с самого начала не сомневался, что я Джульетта.
Алессандро отвел глаза. Похоже, комизм ситуации забавлял только меня. Я уже имела случай убедиться, что синьору Салимбени не чужд юмор и даже сарказм, но он явно смутился при моем напоминании о его совсем не джентльменском поведении.
— Когда мне было тринадцать, — сказал он, наконец, (на лбу появилась маленькая морщинка), — я приехал сюда на лето к деду и бабке. У них была прекрасная ферма — виноградник, лошади, водопровод. Однажды к ним приехала гостья, американка Диана Толомеи с двумя маленькими дочками, Джульеттой и Джианноццей…
— Подождите, вы меня имеете в виду?
Он посмотрел на меня со странной улыбкой.
— Да. Вы были очень маленькой и — как это сказать? — пухленькой. — Игнорируя мой протестующий жест, он продолжил: — Бабушка велела поиграть с девочками, пока взрослые поговорят, и я повел вас в сарай показать лошадей. К несчастью, одна из малышек испугалась и упала на вилы для сена. — Он покачал головой, видимо, вспомнив тот момент. — Так неловко вышло… Она кричала, кровь сильно текла. Я подхватил ее на руки и принес на кухню. Девочка брыкалась и вопила, а ее мать смотрела на меня так, словно я нарочно мучаю малышку. К счастью, моя бабушка знала, что делать. Она дала девочке большое мороженое и зашила рану так, как много раз зашивала своим детям и внукам. — Алессандро отпил вина и продолжил: — А через две недели дед и бабка прочли в газете, что Диана Толомеи погибла в автомобильной аварии вместе с детьми. Они чуть с ума не сошли. — Он поднял глаза и встретился со мной взглядом. — Вот почему я не поверил, что вы Джульетта Толомеи.
Секунду мы сидели неподвижно, глядя друг на друга, и в печальных воспоминаниях мне почудился горько-сладкий, волнующий привкус — надо же, мы были знакомы в детстве.
— Все верно, — тихо сказала я. — Мама погибла в аварии, но в тот день она не брала нас с собой. В газетное сообщение вкралась ошибка. А что касается вил, — продолжала я уже живее, — наконец-то я узнала, как все произошло. Вы хоть представляете, какая пытка ходить со шрамом, не зная, откуда он взялся?
Алессандро недоверчиво уставился на меня:
— У вас до сих пор остался шрам?
— Еще бы! — Задрав юбку, я повернулась на стуле, выставив белую отметину на бедре. — Ужасно некрасиво, да? Ну, теперь я хоть знаю, кого винить.
Подняв глаза проверить, появилось ли у него на лице раскаяние, я увидела, что Алессандро вытаращил глаза на мою… Остолбенелый вид был настолько ему несвойствен, что я не сдержала смеха, поспешно одернув юбку.
— Извините, забылась. Увлеклась вашим рассказом.
Алессандро кашлянул и потянулся к бутылке:
— Дайте мне знать, если захотите второй шрам туда же.
В середине ужина ему позвонили из полицейского участка. Когда Алессандро вернулся к столу, было видно, что новости хорошие.
— Похоже, вам нет необходимости искать другой отель на ночь глядя, — сказал он, присаживаясь. — Они нашли Бруно у его сестры с чемоданом, набитым ценностями, похищенными из музея. Когда сестра узнала, что Бруно взялся за старое, то надавала ему таких тумаков, что он взмолился о немедленном аресте. — Алессандро с улыбкой покачал головой, но, заметив мои приподнятые брови, сразу посерьезнел. — К сожалению, палио не нашли — припрятал, должно быть, где-нибудь. Не волнуйтесь, найдется обязательно. Кому нужна старая ветошь?.. — При виде моего смятения Алессандро пожал плечами: — Извините, я вырос не в Сиене.
— Частный коллекционер, — сухо сказала я, — заплатит огромные деньги за эту старую ветошь. Как вам, несомненно, известно, подобные артефакты обладают огромной духовной ценностью для местных жителей. Кто знает, может, за всем этим стоят Марескотти? Помните, Пеппо сказал — потомки Ромео считают кинжал и знамя своей собственностью?
— В таком случае, — сказал Алессандро, отодвинувшись вместе со стулом, чтобы официантка могла брать наши тарелки, — мы узнаем это завтра, когда парни немного поговорят с этим Бруно. Он не из молчунов.
— А вы верите, что Марескотти наняли его украсть палио?
Чувствовалось, что Алессандро очень не хочется обсуждать эту тему.
— Если это действительно их рук дело, — сказал он, наконец, — они бы с Бруно не связывались, у них свои люди есть. И они не оставили бы кинжал на столе.
— Значит, вы их хорошо знаете?
— Сиена — маленький город.
— Вы же сказали, что выросли не здесь?
— Сказал. — Он побарабанил пальцами по столу, явно раздраженный моей настойчивостью. — Но я часто проводил здесь лето — у деда с бабкой, я уже рассказывал. Я и мои двоюродные братья каждый день играли в винограднике Марескотти. Очень боялись, что нас накроют, и от этого было еще интереснее. Все боялись старого Марескотти… Кроме Ромео, конечно.
Я чуть не опрокинула бокал.
— Того самого Ромео, о котором говорил Пеппо? Вероятного похитителя палио? — Алессандро промолчал, и я продолжала уже тише: — Понимаю. Вот, значит, как все связано. Вы друзья детства!
Он поморщился.
— Не совсем друзья… — Увидев, что я сгораю от любопытства, он сунул мне меню. — Давайте займемся чем-нибудь более приятным.
За десертом, макая в кагор миндальное печенье кантукки, я неоднократно пыталась навести разговор на Ромео, но Алессандро упорно пресекал мои попытки, расспрашивая о моем детстве и причинах, побудивших меня принять участие в антивоенном движении.
— Бросьте, — сказал он, откровенно забавляясь моей хмурой миной. — Нельзя же во всем винить сестру!
— Я никогда и не винила, просто у нас очень разные приоритеты.
— Дайте догадаться… — Он пододвинул ко мне печенье. — Ваша сестра служит в армии? Воюет в Ираке?
— Ха! — Я набрала еще печенья. — Дженис не нашла бы Ирак и на вырезном трафарете! Она привыкла… очень весело жить.
— Какой позор, — покрутил головой Алессандро. — Наслаждаться жизнью!
— Я знала, что вы не поймете. Когда мы…
— Да понимаю я, — оборвал он меня. — Она ведет развеселую жизнь, поэтому вы не можете веселиться. Она наслаждается жизнью, поэтому вы не позволяете себе развлечений. Очень жаль, что вы
