это так каменно затвердили.
— Слушайте… — Я крутила в пальцах пустой бокал, не желая отдавать ему гейм. — Самый важный в мире человек для Дженис Джейкобе — это Дженис Джейкобе. Она любого уничтожит, чтобы добиться своего, она из тех, кто… — Я остановилась, почувствовав, что тоже не хочу тащить прошлое в этот приятный вечер.
— А Джулия Джейкобе? — Алессандро наполнил мой бокал. — Кто самый важный человек для нее?
Я смотрела на его улыбку, не понимая, смеется он надо мной или еще что.
— Попробую угадать. — Он откинулся на спинку стула. — Джулия Джейкобе хочет спасти мир и сделать всех счастливыми…
— Но ее старания приносят другим одни несчастья, — договорила я мораль сей сказки. — Включая саму Джулию. Я знаю, что вы скажете. Вы считаете, что цель не оправдывает средства и что отпиливание голов русалочкам не заставит человечество отказаться от войн. Я это знаю. Я все знаю.
— Тогда зачем вы это сделали?
— Не делала я! Изначально все планировалось совсем по-другому. — Я поглядела на Алессандро, соображая, смогу ли заставить его забыть о Русалочке и перейти на другую, более веселую тему. Оказалось, не могу. На его губах играла легкая улыбка, но взгляд твердо заявлял, что этот вопрос он намерен прояснить безотлагательно.
— О'кей, — вздохнула я. — Было так. Мы хотели нарядить ее в армейскую форму и вызвать датскую прессу, чтобы в газетах появились фотографии…
— Фотографии появились.
— Но у меня и в мыслях не было отпиливать ей голову!
— Вы держали пилу.
— Это получилось случайно! — Я закрыла лицо ладонями. — Мы не знали, что она такая маленькая. Камуфляж оказался слишком велик, и тогда какой-то идиот вытащил пилу и… — Я не могла продолжать.
Мы так и сидели в молчании, пока я не отважилась подглядеть сквозь пальцы, сошло ли с его лица выражение отвращения. Оказалось, сошло. Более того, моя история его позабавила. Улыбку он сдерживал, но искорки в глазах плясали.
— Что такого смешного? — проворчала я.
— Вы, — ответил Алессандро. — Вы настоящая Толомеи. Помните? «…Я покажу свое злодейство. Когда справлюсь с мужчинами, жестоко примусь за девок; всем головы долой!» — Увидев, что я узнала цитату, он улыбнулся: — «Ну да, головы или что другое, понимай сам как знаешь».
Я уронила руки на колени, отчасти с облегчением, но и с некоторой неловкостью от такой перемены в разговоре.
— Вы меня удивляете. Я не подозревала, что вы знаете «Ромео и Джульетту» наизусть.
Алессандро улыбнулся:
— Только сцены с драками. Я вас разочаровал?
Не зная, флиртует он со мной или просто смеется, я вновь начала поигрывать кинжалом.
— Хм, странная штука, — сказала я, — дело в том, что я тоже знаю пьесу наизусть. Всегда знала. Еще не понимала ничего, а уже знала. Словно ее произносил голос, звучавший в моей голове. — Я натянуто рассмеялась. — Интересно, почему я это вам рассказываю?
— Потому что вы совсем недавно узнали, кто вы, — просто сказал Алессандро. — И все, наконец, начинает становиться на свои места и обретать смысл. Все, что вы сделали или решили не делать, становится понятным. Люди называют это «узнать свою судьбу».
Я подняла глаза и увидела, что он смотрит не на меня, а на кинжал.
— А вы? — спросила я. — Вы знаете свою судьбу?
Он вздохнул.
— Всегда знал. А если случится забыть, Ева-Мария мне быстро напомнит. Но меня всегда бесило, что мое будущее предопределено. Всю жизнь я пытался убежать от судьбы.
— Удалось?
Он подумал.
— На время — да. Но знаете, судьбу не обманешь. Она тебя где угодно найдет. От нее не сбежишь.
— А вы далеко убегали?
Он коротко кивнул.
— Очень далеко. До самого края.
— Вы разжигаете мое любопытство, — игриво сказала я, надеясь на продолжение, но его не последовало. Судя по морщинам, появившимся на лбу Алессандро, тема была не из приятных. Очень желая побольше узнать о его прошлом, но боясь испортить вечер, я просто спросила: — Это далеко отсюда?
Он чуть не рассмеялся:
— А что? Хотите сходить?
Я пожала плечами, бездумно раскручивая кинжал на скатерти:
— Я не пытаюсь убежать от своей судьбы.
Когда я не подняла глаз, он положил руку на кинжал и остановил вращение.
— Может, это было бы к лучшему?
— Нет, — возразила я, дюйм за дюймом вытаскивая свое сокровище из-под его ладони, — я предпочитаю остаться и бороться.
После ужина Алессандро настоял, чтобы проводить меня в отель. Он уже выиграл битву за ресторанный счет, поэтому я не стала протестовать. Даже если Бруно Каррера уже сидит, на свободе остается псих на мотоцикле, охотник за трусливыми мышками вроде меня.
— Знаете, — сказал Алессандро, когда мы шли в темноте, — я раньше был таким же, как вы. Думал, что нужно воевать за мир и что ради идеального мира нужно приносить жертвы. Со временем разобрался. — Он посмотрел на меня. — Оставьте мир в покое.
— Не пытаться сделать его лучше?
— Не принуждайте людей быть идеальными. Так до самой старости стараться можно.
Я не сдержана улыбки — эти слова больше подошли бы светской львице.
— Несмотря на то, что мой кузен в больнице и много терпит от женщин-докторов, я отлично провела время. Как все-таки жаль, что дружба между нами невозможна!
Для Алессандро это стало новостью.
— Невозможна?
— Разумеется, нет, — сказала я. — Что скажут ваши друзья? Вы Салимбени, я Толомеи. Нам суждено быть врагами.
Улыбка вновь заиграла на его лице.
— Или любовниками.
Я не сдержала смех, в основном от удивления.
— О нет! Вы Салимбени, а Салимбени был прототипом шекспировского Париса, богатого парня, хотевшего жениться на Джульетте после ее тайного брака с Ромео.
Алессандро на ходу переваривал услышанное.
— А, вспомнил. Богатый красавец Парис. Это я?
— Похоже на то, — театрально вздохнула я. — Одна из женщин моего рода, Джульетта Толомеи, была влюблена в Ромео Марескотти, но ее принудили к обручению с негодным Салимбени, вашим предком. Она попала в ловушку любовного треугольника, совсем как шекспировская Джульетта.
— Значит, я негодный? — Алессандро все больше и больше нравилась моя версия. — Богатый красивый негодник! Неплохая роль. — Он подумал и прибавил тише: — Между нами, я всегда считал Париса куда лучшим парнем, чем Ромео. По-моему, Джульетта просто дура.
Я остановилась посреди улицы:
— Что-что?
Алессандро тоже остановился.