делает вас pazzo?
Он посмотрел в воду. Наши ступни казались погруженными в жидкий нефрит. На его губах появилась легкая улыбка, словно он знал, что на самом деле мне не нужно слов, ибо ответ читался в его глазах — блестящее зеленое обещание экстаза.
Я кашлянула.
— Я не верю в чудеса.
Он посмотрел на мою шею.
— Тогда зачем вы это носите?
Я тронула распятие.
— Обычно не ношу. В отличие от вас, — кивнула я на его расстегнутый ворот.
— Вы об этом? — Он полностью вытянул кожаный шнурок поверх рубашки. — Это не распятие. Мне не нужен крест, чтобы верить в чудеса.
Я во все глаза уставилась на оригинальный кулон.
— Вы носите пулю?!
Алессандро криво улыбнулся:
— Я называю ее любовной писулькой. В газетах писали про «дружественный огонь» . Очень дружественный — пуля остановилась в двух сантиметрах от сердца.
— Ну, значит, твердая грудная клетка.
— Скорее твердый напарник. Эти пули прошивают насквозь по несколько человек. До того как попасть в меня, она прошла через одного из моих товарищей. А не угоди я в госпиталь, меня бы разорвало на куски. Судя по всему, Бог знает, где я, даже если не ношу крест.
Я не знала, что сказать.
— Когда это произошло, где?
Нагнувшись, он опустил руку в воду.
— Я же рассказывал, что подошёл к самому краю…
Я безуспешно пыталась поймать его взгляд.
— И все?
— Пока все.
— Ну что ж, я скажу вам, во что верю я. Я верю в науку.
Не дрогнув ни единой черточкой, он медленно поднял глаза и посмотрел мне в лицо.
— Мне кажется, — сказал он, — вы верите не только в науку. Против воли. И потому боитесь. Вы боитесь pazzia.
— Боюсь? — попыталась я рассмеяться. — Да я нисколечко…
Он перебил меня, набрав в горсть воды и протянув мне.
— Если не верите, выпейте. Что вам терять?
— Еще чего! — отпрянула я. — Да здесь полно бактерий!
Он стряхнул воду с пальцев.
— А люди пили сотни лет.
— И сходили с ума!
— Видите? — улыбнулся он. — Все-таки вы верите!
— Да! Я верю в микробов!
— А микроба вы видели?
Я яростно посмотрела на его дразнящую улыбку, раздраженная его легкой победой.
— Очень смешно! Ученые их каждый день видят.
— А святая Екатерина видела Иисуса, — сказал Алессандро, сверкнув глазами, — здесь, в небе Сиены, над базиликой Сан-Доменико. Кому вы верите? Вашим ученым, святой Екатерине или обоим?
Когда я не ответила, он сложил руки ковшиком, зачерпнул воды из фонтана и сделал несколько глотков. Остальное он протянул мне, но я снова отшатнулась.
Алессандро покачал головой с притворным разочарованием.
— Вы не та Джульетта, которую я запомнил. Во что вас превратила Америка!
Я возмущенно выпрямилась:
— О'кей, давайте сюда вашу воду!
Воды у него едва осталось на ладони, но я все равно отхлебнула, уткнувшись губами в кожу, чтобы Алессандро меньше возражал. До меня не сразу дошло, насколько интимным получился жест, пока я не увидела выражение его лица.
— Теперь от безумия нет спасения, — хрипло сказал он. — Вы стали настоящей сиенкой.
— Неделю назад, — напомнила я, мгновенно очерствев, чтобы не дать себе размякнуть, — вы предложили мне отправляться домой.
Улыбнувшись на мой хмурый вид, Алессандро коснулся моей щеки:
— Вот вы и дома.
Мне понадобилась вся сила воли, чтобы не прильнуть к его руке. Несмотря на множество причин не доверять этому человеку, не говоря уже о флирте с ним, все, что я выдавила, было:
— Шекспиру бы это не понравилось.
Ничуть не обескураженный моим почти беззвучным отказом, Алессандро медленно провел пальцем по моей щеке, задержавшись в углу рта.
— Шекспиру знать не обязательно.
Что я увидела в его глазах, было мне так же чуждо, как неизвестный берег после бесконечных ночей в океане; за листвой джунглей я чувствовала присутствие незнакомого зверя, первобытной твари, ждущей, когда я сойду на берег.
Что он увидел в моих, я не знаю, но его рука упала.
— Почему вы боитесь меня? — прошептал он. — Fammi capire, объясните же мне!
Я колебалась, но это был мой шанс.
— Я ничего о вас не знаю.
— Я весь перед вами.
— Где, — я указала на его грудь и пулю, висевшую под рубашкой, — это случилось?
Он на мгновение зажмурился, затем открыл глаза и позволил заглянуть прямо в его усталую душу.
— В хорошо знакомом вам Ираке.
Одно это слово разом похоронило мой гнев и подозрения под оползнем сочувствия.
— Хотите поговорить об этом?
— Нет. Следующий вопрос?
Мне понадобилась целая секунда, чтобы осмыслить потрясающий факт: при минимальном усилии я вытащила из Алессандро большую тайну. Или, по крайней мере, одну из них. Однако было не похоже, что остальное я раскопаю так же легко, особенно эпизод с разгромом моего номера.
— Вы… — начала я, но не решилась спросить напрямую. Тут же мне в голову пришла другая мысль, и я закончила вопрос иначе: — А вы не приходитесь какой-нибудь родней Лучано Салимбени?
Алессандро удивленно посмотрел на меня — он явно ожидал чего-то другого.
— А что? Вы считаете, он убил Бруно Карреру?
— Первым моим впечатлением было, — начала я как можно спокойнее, — что Лучано Салимбени давно мертв. Но возможно, меня неправильно информировали. Учитывая все, что уже случилось, и не исключая возможности, что он убил моих родителей, я считаю, что имею право знать. — Я вытащила из воды сначала одну ногу, потом другую. — Вы Салимбени. Ева-Мария — ваша крестная. Пожалуйста, объясните, как это все сочетается.
Видя, что я говорю серьезно, Алессандро застонал и запустил пальцы в волосы:
— Но это совершенно не…
— Пожалуйста.
— Ладно, — сдался он с глубоким вздохом, раздраженный больше собой, чем мной. — Я объясню. — Он думал довольно долго, видимо, решая, с чего начать, и, наконец, сказал: — Вы о Шарлемане слыхали?
