– Виконт, должно быть, хорошо платит тебе, если ты идешь на такие расходы, – сдержанно сказала она, опустив глаза. – Или ты не все счета посылаешь ему?
Взгляд Пэйджена остался непроницаемым.
– Мы с виконтом всегда можем договориться. Я забочусь о его состоянии, а при возвращении он не задает мне лишних вопросов и подписывает все счета. Это устраивает нас обоих.
Баррет что-то пробормотала себе под нос, заправила рубашку под пояс и вышла из полутемных зарослей, заморгав от яркого солнечного света. Не слыша голоса Пэйджена, она нахмурилась и замедлила шаги.
– Боже мой, вот теперь ты выглядишь великолепно. – Его голос прозвучал хрипловато и напряженно. – Если тебе повезет, ты заведешь новую моду в Коломбо. Но я думаю, придется запретить тебе показываться на людях в этих облегающих бриджах. Такое зрелище сведет с ума всех мужчин за считанные минуты, императрица. Однако мы заболтались, – сказал он резко, бросая под ноги тлеющий окурок и тщательно затаптывая его каблуком ботинка. Потом он завалил остатки сигары грязью и снова притоптал.
Баррет удивилась такому чрезмерному вниманию к одному-единственному окурку. Видя ее недоумение, Пэйджен кивнул на заросли.
– Джунгли сейчас подобны бочонку с порохом. Одна искра – и все превратится в дым на многие мили вокруг. Даже ночью на привале не будет никаких костров. Здесь слишком опасно, придется подождать, пока мы не заберемся повыше, где не так сухо.
Баррет все еще переваривала эту новую для себя информацию, когда Пэйджен заговорил снова:
– И еще одна вещь. Подойди ко мне, Angrezi.
– Еще какой-то сюрприз? Я едва сдерживаюсь от волнения.
– Пройдет четыре месяца, прежде чем приедет кто-то из чиновников, ты не забыла?
Баррет чуть не задохнулась от ярости, но у нее не было никакого выбора. Она вся напряглась, презрительно поджала губы и шагнула вперед. В нескольких дюймах от него она остановились.
– Ну?
– Поцелуй меня, Циннамон.
Он понимал, что это очень опасно, но не смог устоять. Так или иначе, он должен был выяснить, была ли она действительно той женщиной, которую он спас на улицах Лондона. Баррет подняла голову, ее ноздри гневно затрепетали.
– Поцеловать тебя! Да ты сошел с ума! Я бы ни за что...
– Четыре месяца, Angrezi. Возможно, пять, если муссон запоздает.
Она прикусила губу, пятна румянца покрыли ее щеки. Пять месяцев здесь, в забытой Богом дыре, и никого вокруг, кроме сборщиков чая, которые ни слова не понимали по-английски? Баррет вздернула подбородок.
– Я ненавижу тебя, Деверил Пэйджен. Запомни это, – прошипела она. – Я не похожа на твою Миту.
Быстро, опасаясь передумать, она поднялась на носки, прижала напряженно сомкнутые губы к его рту на долю секунды и отпрянула. Пэйджен поднял брови.
– Ты называешь этот символический жест поцелуем? Я надеюсь, что ты никогда не целовала своего мужа подобным образом.
– Мужа? Я не замужем! – Баррет снова прикусила нижнюю губу. – По крайней мере я не чувствую себя замужней.
– И я могу объяснить почему, если ты обращалась со своими поклонниками так холодно. Теперь попробуй снова, на этот раз по-настоящему.
Она задрожала от страстного желания отказаться и сжала руки в кулаки, не отводя гневного взгляда от лица Пэйджена.
– Боишься? – прошептал он.
– Тебя? Никогда!
С этими словами она резко вздохнула и бросилась к нему с такой силой, что они оба чуть не упали на землю. Потом ее руки почему-то обняли его упругие плечи. А его пальцы почему-то погрузились в великолепную копну ее волос.
– Держись спокойно, высокомерный грубиян.
– Я стараюсь, Angrezi. Но из-за тебя это чертовски трудно.
Ее живот уютно пристроился между его бедер, а дыхание коснулось его груди. Она закатила глаза и вытянула губы. В каждом мускуле ее напряженного тела сквозило отвращение. Поцелуй пришелся в верхнюю часть его челюсти. Пэйджен усмехнулся:
– Боюсь, у тебя вышло ненамного лучше.
– Ах ты, презренный червяк!
После секундной паузы она обхватила руками его голову и притянула к себе, прижавшись к его рту с сердитой страстностью. Невзирая на это, губы Пэйджена стали мягче. Он как бы приветствовал ее порыв.
Баррет почувствовала, что у нее перехватило дыхание, она крепче сжала его плечи, ощущая, что земля уходит из-под ног. Баррет открыла рот, чтобы вскрикнуть, и его язык тотчас глубоко скользнул внутрь. Мягкие осторожные движения возбудили в ней дикий голод. Она бессознательно округлила губы вокруг его языка и задрожала, когда он коснулся нежной поверхности рта.
