– что ж, старый уркаган недешево продаст свою жизнь.
Он заказал себе два самых миниатюрных магнитофона, какие только научились делать в Японии. И не расставался с ними, закамуфлировав один под сигаретную пачку, а другой под зажигалку. 'Жуков' натыкал во все пиджаки и куртки, на случай если его выдернут не из дома и срочно.
И ведь что ценно, рассуждал Шайтан, о чем бы не говорил Высокий Шеф, уже само то, что он говорит со мной, вором – это компромат. Останется только хорошо припрятать кассету – и все, он у меня на крючке, а жизнь – в безопасности, вся охрана Кремля будет с меня пылинки сдувать.
Так думал двадцать второго августа лидер Новой Тверской группировки Тихон Петрович Скобяков, сорок второго года рождения, трижды судимый, нигде не работающий, клички 'Чума' и 'Шайтан', окончание последнего срока – 13 ноября 1988 года.
Майкл позвонил в девятом часу утра. И не по телефону, а в дверь. Он не извинился, кажется, даже не поздоровался. Он был крайне взвинчен и начал с места в карьер:
– Это беда, Белка, это беда. Свари мне кофе и слушай очень внимательно. Это – беда.
У Майкла для определения жизненных трудностей существовало два термина: головная боль и беда. Первый означал проблему неприятную, сложную, но вполне разрешимую. Второй мог относится к катастрофе, провалу, разорению, попыткам прошибать лбом стену, словом, к проблеме практически неразрешимой.
Майкл сел, достал пачку своих неизменных югославских сигарет 'Дойен', взятых по дешевке из оптовой партии еще чуть ли не год назад и, закурив произнес:
– Вчера я дозвонился до Колича. Ну, Колича ты знаешь. Колич связался с Патлатым, объяснил ему важность момента, и Патлатый принял меня лично. Патлатый – не вор в законе, но очень сильный авторитет из новых. Я его и видел-то до этого всего два раза. И вдруг такая честь.
Майкл помолчал, нервно затягиваясь, и еще несколько раз пробормотал:
– Беда, беда.
– Слушай, ну что ты заладил одно и то же. Ты объясни. На вот твой кофе. В чем беда-то?
– В чем беда? – переспросил Майкл, словно Белка задала какой-то неприличный вопрос. – А в том. что Патлатый, оказывается, знал об этом убийстве. Он и клюнул-то на ключевое слово – 'Старица'. Не каждый же день в тихом уездном городке башку разносят из крупнокалиберного оружия. Патлатый при мне связался с Шайтаном – лидером Тверской группировки и спросил, какие новости по старицкому делу. И новости оказались страшненькие. Ментовская версия этого убийства такова: на нашего Мишку случайно (то есть по ошибке) или с целью ограбления напали двое или трое боевиков Шайтана на восьмом километре шоссе Старица – Гурьево. Мишка ершился, сопротивлялся, все мы знаем, драться он умеет. Ну и довыеживался. Труп обнаружил наутро местный тракторист. Протокол обследования места происшествия составлял начальник местной оперативной группы Старицкого РУВД. Фамилии в деле фигурируют. Далее дело передали – задумайся на секундочку – Тверскому РУОПу. Понимаешь, да? Региональному управлению по борьбе с организованной преступностью. Почему, с какой стати? И дальше. Ввиду московской прописки погибшего дело начинает вести Петровка. Это уже полный бред. Но самое интересное впереди. Шайтан клянется, а он Патлатого обманывать не станет, это точно, что никакого отношения его ребята к этому убийству не имеют. Бойцов там и близко не было в тот день. Бакланы на такую мокруху не идут, а какой- нибудь Ванька-крестьянин – тем более.
Майкл сыпал своими воровскими терминами, не удосуживаясь переводить их на нормальный язык, но Белка решила не перебивать.
– К тому же, не забывай, какое применялось оружие. Похоже на целенаправленное стирание внешности. Вывод один – Мишку убрали мусора. Зачем? Это второй вопрос. Патлатого он очень интересует. Тверские объясняют просто. У РУОПа ничего на Шайтана нет. Вот и делают такую грубую подставу, чтобы начать мести его братву. Но и это не все. РУОП там тоже как бы для ширмы. Шайтан тремя днями раньше получил сигнал от высокого и надежного источника, что в его регионе гуляет ГБ. Информация подтвердилась. Это и были дурные новости по Старицкому делу. На следующий день после убийства Разгонова на семнадцатом километре того же самого шоссе сотрудники спецподразделения ФСБ взяли четверых боевиков Шайтана при обстоятельствах, о которых лидер группировки предпочел умолчать. Вот какие именно мусора, по мнению Шайтана, убрали Мишку Разгонова.
Майкл замолчал, доставая очередную сигарету и щелкая зажигалкой.
– Это беда, Белка. Я в такие игры не играю. Я, правда, увлекся сегодня ночью и сделал одну глупость. Патлатый спросил, кто может подтвердить информацию о работе ГБ в Тверском регионе. Шайтан ответил, и Патлатый многозначительно хмыкнул. Я сделал глупость. Когда их разговор закончился, я переспросил у Патлатого имя, потому что, мол, для меня важно, кто может знать об этом деле больше Шайтана. Патлатый ответил, но пояснил, что не советует искать этого человека. И даже не советует произносить его имя вслух где попало.
Майкл подошел к окну и поглядел вниз, очевидно, на оставленную во дворе машину.
– Патлатый обещал держать меня в курсе. А я ему – сообщать все, что узнаю сам, намеренно или случайно. Но самый атас, слышишь, Белка, заключается в том, что сегодня утром у меня под окном стояла та же тачка, которая по дороге в морг ехала за нами. Я запомнил разбитый левый подфарник у этого бежевого 'жигуля'. А вчера обратил внимание, потому что впереди сидели два паренька с одинаковыми бесцветными рожами и в стандартных костюмчиках. Сегодня рожи были другие, но машина – та же. Это неприкрытая слежка. Ты понимаешь, Белка, они на меня давят, а я не понимаю, чего они хотят. Это беда. Похоже, придется просто слинять. Полетят два очень хороших дела, но черт с ними – жизнь дороже…
У Белки на глаза выступили слезы и она сказала с трясущимися губами:
– Вот именно. Майкл, скотина, о чем ты говоришь?! Жизнь действительно дороже, но для некоторых это уже не имеет значения. Для меня – тоже.
– Извини, Ольга, ты же меня знаешь, я всегда говорю о делах. Но я прибежал сюда только потому, что хотел предупредить: не лезь в это дело, они убьют тебя, с ними невозможно тягаться.
– Возможно, – тихо сказала Белка.
– Но Мишке это уже не нужно!
– Нужно, – упрямо сказала Белка.
