рожу!
– А сам-то! – обиделась Верба. – Снять наблюдение за Ольгой Разгоновой аккурат накануне поездки Зарайского в Старицу на ее машине, накануне убийства Шайтана. И потом те же два месяца робко наблюдать со стороны за службой безопасности господина Кузьмина, которого в итоге преспокойненько укокошивают, не спросив у нас разрешения. Спасибо еще Ольги с ним вместе не было.
– А кстати, – спросил Кедр. – Клен не звонил? Что там новенького, по делу Кузьмина?
– Звонил, – сказал Тополь, – пока немного. Убили его ребята из 'девятки'. Сама по себе забавная тенденция. Это уже не в первый раз идет отстрел бандитов под видом охраны важных лиц. Но самого Кузьмина! Это уже лихо. И неспроста. Платан внедрил нашего человека в фирму Кузьмина еще в ноябре, так что полная информация будет буквально на днях.
– Эх, Леня, Леня, – вздохнул Кедр, – ты как был совком, так совком и остался. 'Полная информация', 'буквально на днях'… Ты бы еще сказал, что вы 'работаете над этим вопросом'.
– Вот! – радостно подхватила Верба. – Женька на моей стороне. Ты старый совковый бюрократ, Горбовский, а еще других критикуешь.
– Ладно, дамы и мужики, – Кедр поднялся. – С вами хорошо, но мне пора. Держите в курсе. Надо еще до дома доехать, мальчику обещал сказку перед сном рассказать.
– Мне бы ваши проблемы, господин учитель, – прокомментировал Тополь. – Помнишь старый еврейский анекдот?
– Ага, – отозвался Кедр уже из прихожей, – если учесть, что именно мой наряд дежурит сегодня на Старой площади, проблемы у меня совсем смешные.
– Кедр, – крикнула Верба на прощание, – хочешь сюжет для сказки подброшу?
– Спасибо, не надо. Твои сказки, Танечка, мы оставим для контролера Семеныча.
В прихожей хлопнула дверь.
– Какого контролера Семеныча? – обалдела Верба.
– Веничка Ерофеев. 'Москва – Петушки', – пояснил Тополь. – Классику помнить надо. Контролер Семеныч очень любил эротические истории, вроде сказок Шахерезады… Еще по чашечке кофе? Смотри, он даже не остыл.
Они посидели молча. Потом Верба спросила:
– Тебе не кажется, что мы слишком надолго ушли на дно?
– Кажется. Но ты знаешь, вдруг обнаружилось, что со дна все детали просматриваются ничуть не хуже, чем с высоты птичьего полета.
– Точно, – согласилась Верба. – только в ушах шумит, а потом от кессонной болезни глюки начинаются.
Тополь даже не улыбнулся.
– Скажи мне лучше, Татьяна, честно скажи, что ты сделала с Базотти? Старик третий месяц в себя прийти не может. Дела забросил, чужих не принимает. Даже нас! И на связь не выходит.
– Что я сделала с Базотти?! Да это он хотел меня трахнуть, только здоровьишка не хватило. По-моему об этом знает уже вся желтая пресса Америки. Его там называют столетним председателем фонда Би-би-эс, а меня юной фигуристкой из России. Жутко душещипательная история!
– Ты полагаешь, его 'кондратий' хватил на сексуальной почве или от воспоминаний о Седом? Мы ни разу с тобой про это не говорили.
– Я думаю, – сказала Верба, – тут все сразу. Но к нему летал Анжей и потом мне по секрету сообщил, что Дедушка больше прикидывается больным. Тоже решил уйти на дно. Устал от нас ото всех и отдыхает.
– Нашел время, – буркнул Тополь. – Ну, ладно. Ты же собиралась про своего Редькина рассказать.
– Правильно, – вспомнила Татьяна. – Так слушай, что учинил этот Редькин. Я ведь распорядилась сначала в камеру его отвести, чтоб посидел там часочка полтора без всяких объяснений. А уж потом ко мне на допрос.
– Ах ты зараза, – укоризненно улыбнулся Тополь.
– Послушай, моралист, а кто Разгонова вызывал по поводу романа? Думаешь, у него поджилки не тряслись?
– С Разгоновым – это была работа.
– Спасибо. А я, значит, развлекаюсь? – начала закипать Верба.
– Ну, не совсем развлекаешься. Как бы это поточнее? При советской власти говорили 'использовать служебное положение в личных целях'.
– Ах, так!? Получается, я одна такая нехорошая: транжирю деньги налогоплательщиков на личные удовольствия, в угоду собственному любопытству. А все остальные у нас самоотверженные борцы за дело коммунизма, то есть демократизма и альтруизма.
– Ясень был альтруистом, – откликнулся Тополь, нарочито сохраняя спокойствие и серьезность.
– Ясень был, – согласилась Верба, – но даже он при этом думал о себе. Вы же ничего, ничего не понимаете. Вы нащупали следы страшного заговора, вы копаете под бандитов, а их отстреливают одного за другим. Наших, между прочим, тоже отстреливают. Вы копаете под Григорьева, копаете под правительство, скоро начнете копать под Президента, но ясности по-прежнему нет – кто же главный злодей? А я уже восемь лет – нет, тринадцать! – копаю только под Седого, знай долблю в одну точку с упорством идиотки – и поверь мне, этот заговор раскрою именно я.
– А-а-а, – протянул Тополь, – тогда надо быстрее раскрывать. Переворот-то, по оценкам Самшита и
