Верба вздрогнула и быстро проговорила:
– Конечно, конечно, ради Бога, я вам оставлю деньги…
И, продолжая правой рукой накручивать диск, левой полезла в карман джинсов. Выложила на стол купюру не глядя и, кажется, наконец, дозвонилась. А Верунчик изменился в лице от вида этой купюры: большой, желто-оранжевой, яркой и с легкомысленно скачущим кенгуру.
– Что это?
Верба глянула косо и проворчала:
– Доллары австралийские. Ну, нет у меня рублей… Sorry! Five, seven, nine, two… Shit! Would you listen to me?[3] – она уже говорила в трубку.
Подскочил Никита:
– Бери, дуреха, это СКВ. Сдадим на Арбате.
А рыжая чекистка уже кричала на всю кухню на незнакомом для присутствующих языке. Ругалась на кого-то, а за что? Только отставной полковник за стеной понимал все.
– Как это вы его не позовете?! Как это вы не можете?! Я вам простым итальянским языком объясняю: Лозова, Татьяна Лозова, Рыжая требует этого гада Базотти к телефону, и мне плевать на его состояние здоровья, про здоровье он может теперь забыть, потому что рядом со мной сидит Джаннини, Игнат Никулин, так и передайте ему: Рыжая сама нашла Игната Никулина и он ей все рассказал. Как не можете передать?! Никос, вы с ума сошли! Что?!! Когда? Только что?.. Москва уже знает? Я первая? Да, Никос, да, прямо сейчас…
Ее поймал Никита. И очень вовремя. Верба падала навзничь, даже не пытаясь подставить руки, затылком на край стиральной машины.
У Петра Василича все-таки нашлось, что выпить. Бутылка отличного ямайского рома. Татьяна быстро пришла в чувство. Собственно, она же не в обморок упала. Просто опять
После трех глотков рома Татьяна снова рванулась звонить. Нанду из Бхактапура было слышно, как из соседней квартиры, и дозвонилась она с первого раза.
– Анжей, ты не поверишь! Умер Седой. Его имя Фернандо Базотти.
Ковальский долго бормотал что-то на санскрите, потом наконец, сказал:
– Держись. Я приеду в Майами. Увидимся там.
Тополю пришлось дать сообщение на пейджер, но он перезвонил через пятнадцать секунд:
– Леня, Дедушка умер.
– Ужас! Но сейчас не до этого.
– Леня, ты не понял:
– Я все понял: старик Базотти откинул копыта. Давно пора. Но сейчас действительно не до этого. Верба, ты слышишь? Будьте с Ясенем на этом номере. Договорились?
'Вот уж действительно, – подумала Верба, – 'листья тополя падают с ясеня'… И, тупо глядя в окно, пошарила рукой по столу. Но рюмка осталась в комнате. Татьяна оглянулась:
– Никита, принесите, пожалуйста, еще рому.
Рому принес не Никита, а сам Игнат Андреевич.
– Слушай, – спросила она, – можно я позову сюда Ясеня?
– Можно. Только, без глупостей. Учти, я уже при оружии.
Верба лишь теперь заметила, что Никулин успел переодеться в неброский и очевидно, богато оснащенный костюм.
– Господи! – вздохнула она. – Ну почему же мужчины все такие идиоты?
Потом приоткрыла дверь на лестничную клетку и крикнула в темноту на клацанье затвора:
– Леха! Позови Ясеня. Пусть поднимается сюда.
Когда в декабре случились выборы и вся страна забурлила, заворчала, содрогаясь от новых неприятных ожиданий, несуразно политизируясь в канун Нового Года и рождественской недели, Белка, наконец, не выдержала и спросила у Кузьмина:
– Женя, но когда же ты дашь ход этим записям?
– А откуда ты знаешь, что я не дал им хода? – такой был ответ.
'Неужели?' – подумала Белка.
А вскоре Кузьмина убили. Обычным способом. Из автомата. На улице. Вместе с охраной. Белка не знала всех его дел, а потому и причина смерти должна была остаться тайной для нее. Но трудно, очень трудно было поверить, что это убийство никак не связано с ее кассетами.
Снова она ждала ареста, обыска и пули из-за угла. И снова ничего не произошло.
За два месяца Белка прижилась на новом месте, и теперь ее даже не уволили. Боялись, наверно. Никто ведь не знал, чем она связана с Патлатым и связана ли с кем-то еще. Правда, из Совета директоров мягко так и ненавязчиво попросили, да она и не возражала. А филиал за Белкой оставили, и даже 'вольву' с
