– Ну и что, – говорю я. – Для вас особая такса что ли?
– Дура, – говорит он. – Иди отсюда, до добра это дело не доведет.
– До добра? – я начинаю хохотать. – Дядя, я с вашим Спорткомитетом долго трахалась. Мне в этой системе даже денежку платили. Вот только здесь больше платят, понимаешь? Нет, не то чтобы очень много, но здесь платят, регулярно платят, понимаешь? В вашем гребаном Спорткомитете пенсий почему-то не выдают, а выступать на льду я больше не хочу, ты понимаешь, обрыдло мне все на вашем льду, понимаешь, мне в койке интереснее, дядя. Хочешь со мной вечерок провести? Я, правда, дорого беру. Но я очень не ординарна, дядя. Не хочешь? Жаль.
Он протянул мне бумажку в пятьдесят долларов вместе со своей визиткой и пояснил:
– Небольшая пенсия от Спорткомитета. И бросай это дело, подруга. Вспомнишь потом, что я был прав.
Я вспомнила. Потом. Конечно, он был прав. Но говорил тогда совсем не то, что думал. Я это почувствовала, но не поняла. И просто взяла пятьдесят долларов. Это были некислые деньги по тем временам. А визитку выбросила, кажется, в тот же день. Чего мне было ему звонить?
– Сестра, – окликает меня высокая крашеная блондинка.
С первого взгляда вижу: из наших. Отзываюсь:
– Чего надо, дорогая?
– Не на своем месте стоишь.
– Ты в этом уверена, сестра? – спрашиваю нагло, хотя подозреваю, что права она. Я еще новенькая и не все их законы изучила. Но один закон мне известен с детства: наглость города берет. Или по-другому, мягче: если сам себе не поможешь, никто тебе не поможет.
– Ты кому платишь-то, чува? – невозмутимо, но жестко спрашивает блондинка.
– То есть как это кому? Кэпу, естественно.
Кэп – это капитан Синюков, представитель ГУВД в 'Интуристе'.
– И все? – интересуется она с ядовитой улыбочкой.
– Все. Больше я никому здесь не должна.
– А это тебе сейчас ребята объяснят, кому ты должна.
Произносит она это лениво, небрежно, чуть ли не зевая. Так разговаривала обычно уличная шпана у нас в Свердловске перед очередной махаловкой стенка на стенку. И я, вспомнив детство и уловив нужный тон, отвечаю ей:
– Ну, пойдем выйдем, побалакаем с твоими корешами. Если чего должна – все заплачу.
И мы проходим в удивительно грязный и пустынный дворик одного из факультетов МГУ. Поразительно, как рядом с шикарными отелями (между прочим, до сих пор!) уживаются все эти помойки, кособокие гаражи и обшарпанные трансформаторные будки. Вот в таком пейзаже и встретили меня два рослых парня, упакованные по люксу и явно спортивного вида.
– Ну, и кто вы такие? – спросила я.
– Налоговая инспекция, – хохотнул тот, что выглядел постарше. – За первый месяц плата вперед – сотня баксов.
Я повернулась к давешней блондинке и с достоинством спросила:
– Сестра, это вот этим двум пидорам я должна что-то платить?
Пидоры дружно шагнули в мою сторону. Обиделись.
– Стоять, козлы вонючие! – крикнула я резко, и это подействовало, они остановились. – Я рэкетирам платить не собираюсь.
Очевидно, мальчики, занимавшиеся натуральным рэкетом, термина этого еще не знали (все-таки, учитывай, перестройка едва-едва началась) и на рэкетиров оскорбились сильнее, чем на козлов. Ну и потом стояла я перед ними совершенно вызывающе: миниатюрная фигуристочка, метр шестьдесят с прической, да еще после Афгана – кожа да кости, коротенькая кожаная курташка, очень узкая юбка и туфли на каблучках. А сумочка такая, что в ней и дамский пистолет с трудом поместится. В общем, по-моему, они меня даже не бить собирались, а просто схватить, поднять и подержать на весу, пока не приду в чувство. Так мне показалось по их движениям. Но мне не довелось узнать, что они собирались со мной делать. А им не довелось узнать, что сделала с ними я. Точнее, что, они потом разглядели, а вот как – этого даже Лизка (так звали блондинку) понять не успела.
Я сломала себе каблук на левой туфле, которая не сразу слетела с ноги, и слегка порвала юбку, выполняя классический удар в прыжке с разворота. Больше потерь с моей стороны не было, а у этих придурков на поверку оказалось три перелома конечностей и одно сотрясение мозга на двоих. Второго сотрясения, очевидно, не случилось по причине отсутствия мозгов у сотрясаемого.
Короче, они лежали под ржавой стенкой гаража, а я, войдя в раж и страшно матерясь по-афгански, объяснила насмерть перепуганной Лизке, что убью в этом районе всех, включая опера Синюкова и его гэбэшного куратора, если еще хоть одна сволочь потребует от меня денег.
В общем после этого случая среди своих меня сильно зауважали, начали ласково звать 'наша Афгани' и даже взяли за правило приглашать на местные разборки с погаными клиентами, нерадивыми сутенерами и шальным заезжим рэкетом.
Но был и другой результат у этой махаловки в университетском дворике. Буквально на следующий день меня вызвали в кабинет к Кэпу. И кого же я там увидела? Ну, конечно, дорогого своего 'спорткомитетчика' с седыми висками.
– Что ж, здравствуй, Лозова, – сказал он многозначительно.
– Что ж, здравствуй, Куницин, – откликнулась я издевательским тоном, благо запомнила его фамилию с
