— Альфред, садитесь, пожалуйста.
— Пойду попрошу, чтобы принесли чаю, — шепнула Элиза и вышла. Ханна отвела глаза: она чувствовала, как мать сверлит ей взглядом лоб. Вновь присев за фортепиано, она начала играть другую сонату, но тотчас вспомнила о том, что сейчас происходит, кому она играет, и немедленно сбилась с ритма, ноты стали налезать одна на другую. Она мысленно приказала себе успокоиться, играть как обычно, но лишь почувствовав, как на верхней губе выступают капельки пота, сумела взять себя в руки. Снизив темп, она проигрывала дивные мелодии, словно показывая их со всех сторон. Она играла, играла и ошиблась лишь тогда, когда в комнату вернулась мать с Фултоном и Дорой и когда Теннисон раскурил свою трубку. До чего же это трудно — пытаться хорошо выглядеть, сосредоточившись на игре и в то же время чувствуя, как лицо покрывается красными пятнами. На заключительных аккордах принесли чай. Она сыграла каданс с величайшей силой и отстраненностью, после чего поднялась с табурета, ослабевшая и беспомощная, с мокрым от пота лицом.
— Превосходно! — похвалил ее отец.
— Очень выразительно, — сказал Теннисон.
— Правда?
Он кивнул, выпустив из ноздрей дым.
— Да, в самом деле.
Его слова прожгли ее насквозь. Выразительно! И это сказал поэт. Не иначе как она тронула его душу. Теперь она с ликующим видом восседала среди них и разглядывала свои еще не остывшие после игры пальцы, Теннисон же продолжил развивать мысль о том, что музыкальность к лицу юным леди, ведь в доме сразу становится светлее. Он поинтересовался, играет ли Элиза.
— Не так много, как прежде, у меня и без того дел невпроворот. И Дора тоже играет.
— О, да, — присоединился Мэтью. — И в скором времени ей предстоит сделать светлее свой собственный дом. Дора вот-вот выходит замуж, буквально через пару недель. Надеюсь, вы окажете нам честь и придете на свадьбу. Прием будет прямо здесь.
— Да, хорошо. Почему бы и нет? — Теннисон учтиво повернулся к молчавшей Доре. — Почту за честь, поверьте.
Надо же, подумалось ему, вот она какая, счастливая и полная жизни семья. Как приятно быть среди них. Вот такой и должна быть жизнь, и до чего же не похожа она на его замкнутое, косное существование, которое и жизнью-то не назовешь.
Свадьба, рассуждала Ханна, — что может быть лучше? Разве можно придумать более благоприятный день? Тогда-то все и случится! По сути, он же сам сказал. Своей выразительной игрой она сделает его дом светлее.
Чай выпили, а разговор тек своим чередом — легкий, веселый, непринужденный. Теннисон съел изрядное число сдобных булочек и, несколько смутив Ханну, разжег трубку, не переставая жевать.
Когда с чаем было покончено, Мэтью объявил:
— Дамы, если вы позволите, мы вас оставим. Альфред, я был бы рад видеть вас в своем кабинете. Хочу вам кое-что показать. Фултон, пойдем с нами.
— Да, конечно, — сказал Теннисон и, следуя за хозяином, поднялся из-за стола и кивнул дамам.
— До свидания, — произнесла Ханна.
— До свидания. И еще раз благодарю вас за вашу игру.
Незаметно обогнув гостя и обхватив его за плечи, Мэтью Аллен увлек его к двери. Довольный Фултон двинулся вслед за ними: как приятно, что его тоже позвали и он может с полным правом уйти от всех этих женщин.
— Помните, о чем мы говорили некоторое время тому назад? — начал Аллен, мягко прикрывая за собой дверь кабинета. — И я еще выразил желание вновь расширить сферу своей деятельности?
— Да-да, помню. Весьма любопытный был разговор.
Аллен улыбнулся.
— Что ж, полагаю, мне пришла в голову самая что ни на есть подходящая идея, а теперь она полностью созрела, и перспективы просто поразительны. Фултон, принеси, пожалуйста, чертежи с моего стола.
Аллен подхватил один из своих минеральных образцов и принялся подбрасывать его на ладони, не переставая говорить.
— Это мой проект. Я убежден, что он воплощает новейшие веяния в этой области и, хотя я вовсе не склонен обольщаться на свой счет, может привести к ее существенному усовершенствованию. Разумеется, эта модель на голову выше всех ныне действующих агрегатов.
— Очень интересно, — Теннисон, получив чертежи от Фултона, тотчас же опустился в кресло и приблизил к глазам первый из листов. — Это какая-то машина.
— Именно. Машина, — повторил за ним Аллен, будто бы вновь и вновь любуясь этим словом. — Машина. Машина моего собственного изобретения.
— Пироглиф, — прочел Теннисон. — Это же по-гречески. Огненная метка. И где же он оставляет метки?
— На дереве. Это станок для резьбы по дереву, — встрял Фултон. Отец одернул его взглядом.
— Совершенно верно. Машина для резьбы по дереву. Пироглиф. Вот смотрите, — Аллен встал за креслом Теннисона и начал объяснять принципы работы своей машины, используя обломок скальной породы вместо указки. — Это копир. Он повторяет узор, выполненный вручную, рукой мастера. Этот рычаг соединяет его с буравчиком, в точности повторяющим узор на новом куске дерева, который вставляется вот в этот лоток. Резьба ручной работы воспроизводится столь точно, что впоследствии копию невозможно отличить от оригинала. Вот на этом рисунке даны кое-какие примеры.
Теннисон опустил взгляд на рисунок, где сплетались листья, ромбы, кресты, овалы, стрелы и ангельские лики.
— Зачем все это нужно? А вы только подумайте, подумайте обо всех этих растущих городах, о семьях, которые не могут позволить себе украсить свой дом работой мастера. Теперь у них будут образчики мебели, неотличимые от настоящих произведений искусства. А ведь нельзя забывать и о том, что искусство возвышает дух. Особенно резьба по дереву. Она воссоединяет людей с природой и с английской историей. А теперь подумайте обо всех новых церквях, которые тоже не могут позволить себе нанять мастеров для обустройства…
Теннисон ощутил, как красноречие Аллена увлекает, затягивает его. Воодушевление доктора было поистине гипнотическим.
— Фултон, можно тебя попросить? — Юноша взглянул на отца, дабы перепроверить, что понял его правильно, и молча вышел.
И тут для Мэтью настал решительный момент, самое время для большого маневра. Похоже, ему удалось ввести Теннисона в состояние повышенной внушаемости.
— Послушайте, — заговорил он вновь, — проект уже существенно продвинулся. Вскоре я вложу все свои сбережения в создание пироглифа и в покупку двигателя. Однако даже при этом мне немного не хватает на помещения, сырье — ну и так далее. — Похоже, Теннисона такой поворот разговора нисколько не смутил. Аллен продолжил:
— И я надеюсь, что вы не откажетесь вложить деньги в этот проект вместе со мной. Я уже даже выбрал участок для строительства. В общем, дело верное, стоит только начать.
— Все это звучит весьма убедительно, — откликнулся Теннисон. — Уверен, спрос будет. Города…
— О да, несомненно, спрос будет.
— А у меня сейчас как раз есть деньги. У всех у нас есть. Отцовское наследство. — Пусть деньги действуют вместо него, пусть выйдут в мир и вернутся, приумножившись. Если он, Теннисон, присоединится к доктору, то сам может стать человеком предприимчивым и энергичным.
— Что ж, я от всей души прошу вас об этом подумать.
— Считайте, что вопрос решен.
— Вы хотите сказать…
— Доктор Аллен, я в высшей степени склонен войти с вами в долю, — Теннисон протянул ему руку.
