Лазар бросил ей накидку.
— Так говорят.
И тут он стал раздеваться.
Возмущенно фыркнув, Аллегра направилась к двери, не желая замечать пленительного обаяния, сквозившего в его неторопливых движениях.
— На твоем месте я бы не ходил туда. Она остановилась и украдкой взглянула на него через плечо.
— Почему же?
— Ты вызовешь бунт на корабле. Я не шучу. Тебе лучше оставаться со мной. Там, где ты в безопасности, — добавил Лазар, выгнув бровь.
— И смотреть, как ты выставляешь напоказ свои мускулы?
— Именно. Пойдем, подскажи мне, что надеть. Я хочу выглядеть достойно рядом с тобой сегодня вечером.
— В тебе нет ничего достойного.
— Верно. Правда, я необычен?
— И вообще, зачем пирату такая коллекция прекрасных вечерних костюмов? — настороженно осведомилась Аллегра.
— Очень хороший вопрос, моя умная пленница. Я часто схожу на берег, чтобы насладиться плодами городской жизни. И в этих случаях предпочитаю, чтобы меня принимали как джентльмена.
— И получается?
— Без единой осечки.
— В каких городах вы побывали?
— Во всех.
— Что вы делаете на берегу?
— Так, дайте подумать. Я, конечно, всегда хожу в оперу.
— Чтобы глазеть на дам?
Он улыбнулся:
— Я один из немногих, кто действительно любит музыку. Тебя пригласить в оперу, дорогая?
Она покачала головой из чувства протеста. Аллегра обожала оперу, и чем сильнее страдал главный герой, тем больше она наслаждалась.
— Ты не любишь оперу и при этом называешь себя итальянкой? — возмутился Лазар. — А что же ты любишь? — Он положил ее руки на верхнюю пуговицу своего жилета.
Аллегра невольно принялась за работу.
— Я люблю спорить.
— Это я уже понял, — сухо обронил Лазар, наблюдая, как умело она расстегивает жилет. — А о чем ты любишь спорить?
— О чем угодно — о политике, религии, философии, правах мужчин.
— И женщин?
Аллегра взглянула на него. В том, как он спросил это, было что-то восхитительно порочное.
— Это не шутка, капитан. Многие полагают, что дамам следует предоставить более широкое поле деятельности, иначе им не удастся проявить свои способности. Разве женщины не заслуживают по крайней мере кое-каких прав, которыми обладают мужчины?
— Я всегда был ярым сторонником права женщин на эротическое наслаждение. — В глазах Лазара плясали чертики.
Аллегра толкнула его в грудь, наконец поняв, что ему доставляет удовольствие эпатировать ее.
— Я говорила о правах собственности или о праве судебных действий против мужа, чересчур увлекающегося соблюдением строгой дисциплины.
Она отогнала неприятные воспоминания о Доминике.
— Боже, какая же ты мечтательница! Боюсь, я более приземленный. — В голосе Лазара уже сквозила скука. Аллегра вспыхнула:
— Я бы не назвала себя мечтательницей! Напротив, я стараюсь быть в курсе того, что происходит в мире. Наступает эпоха свободы — но ведь вам вряд ли это известно, капитан, не правда ли? Ведь вы так поглощены местью и развлечениями…
«О, ну почему я пользуюсь любой возможностью для того, чтобы оскорбить его?» — подумала Аллегра, едва эти слова слетели с ее губ.
Лазар отстранился от нее, и теперь она смотрела на него, не зная, как выразить сожаление, и не понимая, почему вообще должна сожалеть. Между тем Лазар снял жилет и бросил его на пол. Сняв рубашку, он повернулся к ней спиной.
— Капитан, — начала Аллегра, — я не хотела… Внезапно она ахнула, и он, тут же обернувшись, спрятал то, что увидела девушка, и опустил глаза.
— Вы можете идти, сеньорита Монтеверди. Команда не станет бунтовать, я солгал.
— Лазар, — тихо сказала она, — дай я посмотрю.
Аллегра упивалась красотой его золотистой кожи, мускулистой грудью. Великолепный мужчина! Ей с трудом верилось, что она уже три ночи спала в объятиях этого человека и не соблазнила его.
Лазар покорно повернулся, показывая ей спину. Аллегра вздрогнула. Когда-то его били кнутом так, что он был явно на волосок от смерти.
Лазар смотрел на нее настороженно, но гордо.
— Ты упадешь в обморок от отвращения? — съязвил он.
— Нет. Тебе больно?
— Конечно, нет.
— Можно потрогать?
— А тебе хочется?
Аллегра провела пальцами по покрытой шрамами правой лопатке, и ее охватила дрожь, когда у Лазара вырвался звук, похожий на стон.
— Кто сделал это с тобой? — тихо спросила она.
— Старый капитан Вульф приложил кнут, — небрежно отмахнулся он. — Но косвенно в этом виноват твой отец. Аллегра нахмурилась:
— А кто этот капитан Вульф?
— Это был король пиратов. Человек, которому я когда-то служил.
Она взглянула на него:
— Трудно представить тебя в услужении.
— Ну, скажем так: я был его должником.
— Почему?
— Не спрашивай, Аллегра.
— Это не должно было случиться с тобой, — печально заметила она, проводя пальцем по длинной бледной борозде, которая шла от плеча к левому бедру.
— Виной всему была моя глупость, — пояснил Лазар. — Я сам напросился.
— Что ты имеешь в виду?
— Однажды викария угораздило вступить со старым морским волком в спор о помиловании пленных, семьи которых не имели денег для выкупа. Даже вы, сеньорита Монтеверди, не стали бы спорить с Рейнором Вульфом.
— Ты согласился принять наказание вместо викария?
Лазар пожал плечами:
— Он не вынес бы этого.
— Это очень благородный поступок.
Лазар молчал.
— Ты не должен стыдиться этих шрамов. Тебе следует гордиться ими.
— Видит Бог, ты самая странная женщина из всех, каких я встречал. Если ты думаешь, что я вынес наказание со стоическим молчанием, то сильно ошибаешься. Я орал во весь голос и проклинал того голландского мерзавца после каждого удара. Я выжил только благодаря ненависти.
