— Могу ли я чем-нибудь помочь?
— Нет, благодарю вас. Молчание.
Дариус настороженно посмотрел на Серафину, как жалобно подрагивают ее нежные пухлые губки.
— В чем дело? — холодно осведомился он, противясь зову сердца.
— Чем мне сейчас заняться? — робко спросила она.
Дариус пожал плечами:
— Я здесь для того, чтобы защищать вас, ваше высочество, а не развлекать. — Я это знаю.
— Так о чем речь?
Серафина умоляюще посмотрела на него и тут же потупилась.
— Дариус, неужели вам никогда не бывает одиноко?
— Каждому бывает одиноко, Серафина, — ответил он, продолжая изучать масштаб карты местности.
И тут он услышал яростные ледяные слова:
— Что ж, продолжайте вести себя так же. Я никогда бы так не подумала, но теперь вижу, что вы такой, как и все.
— Прошу прощения?.. — Ошеломленный Дариус посмотрел на нее.
Она стояла перед ним, вздернув подбородок, а ее щеки разрумянились от гнева.
— Все смотрят на меня, Дариус, но не видят. Вы раньше видели, но теперь — нет. Может, мне стоит снять платье? Это вроде бы привлекло ваше внимание тогда, в саду. А сейчас, даже если бы я стояла пред вами совсем голая, вам было бы все равно!..
— Бога ради, Серафина! — Дариус бросил перо на карту и, сжав виски ладонями, облокотился на стол. В висках стучало как молотом.
— Почему вы не хотите быть со мной? Что дурного я сделала вам?
— Ничего.
— Должна же быть какая-то причина. Как, по-вашему, южно чувствовать себя, когда единственный человек, на которого ты надеешься и к кому больше всех привязана. Руг отворачивается от тебя и уходит из твоей жизни?
— Я точно знаю, как чувствуешь себя при этом, — ответил он и сразу пожалел об этих словах.
Дариусу было девять лет, когда он в последний раз видел свою мать. Конечно, к тому времени когда она совсем покинула его, Дариус уже изрядно закалился: привык к ее постоянным исчезновениям, поэтому особенно не страдал… или запрещал себе страдать.
— Ты причинил мне боль, Дариус.
— В этом виноваты вы сами. Вам следовало быть благоразумнее, держать свои чувства при себе.
— Полагаете, если о чем-то умалчивать, это перестанет существовать? Я считала вас храбрым человеком, Сантьяго. Разве не вы всегда повторяли мне в детстве, что я должна быть честной… правдивой?.. Вам стоит последовать собственному совету.
— Зачем вы так поступаете со мной? — выдохнул он.
— Потому что меня тошнит от вашего молчания, от того, что вы притворяетесь, будто между нами ничего нет! Я больше ни минуты не позволю вам игнорировать меня! Более того, я беспокоюсь о вас. И по меньшей мере заслуживаю ответов на свои вопросы. Почему вы хотели сбежать от меня?
— А что я должен был сделать? — возразил он. — Разве вы не знаете, в каком я положении?.. Или просто не можете перенести, что хоть один мужчина не валяется у ваших ног?
Серафина задохнулась от возмущения.
— Вы просите невозможного, — продолжал Дариус. — Неужели вы думаете, что я не понимаю, чего вы хотите? Неужели полагаете, что я ничего не чувствую? Но иногда, принцесса, наши желания не имеют никакого значения. Порой то, чего мы хотим, нельзя хотеть.
— Нельзя? Только не это! Вы так не считаете!
— Вы прекрасно знаете, что брак между нами — нелепость.
— О, упаси Боже, чтобы мы выглядели нелепо! — Принцесса отошла к окну и уставилась в него. — Вы же знаете: я ждала вас. Вероятно, ждала бы вечно, но вы так и не пришли… А потом возник кризис с Наполеоном, и мне пришлось исполнить долг, возложенный на меня происхождением.
— Значит… вы идете за него замуж только из-за чувства долга? — спросил Дариус, затаив дыхание.
Она бросила на него взгляд, полный муки: — Иди к черту, Сантьяго!
— Что?
— Как смеешь ты требовать от меня, чтобы я открыла тебе сердце, когда не хочешь раскрыть свое? Жестокий человек!
— Хотите ответа? — вскричал Дариус, вспыхнув от чувства горькой вины. — Прекрасно! Я расскажу тебе, почему когда не просил твоей руки… Да это стало бы шуткой лета! Ты королевская дочь, а я внебрачный сын нищего испанского графа и цыганки-танцовщицы! Этот брак погубил бы жизнь нам обоим!
— Что мне за дело до этого! По крайней мере мы были бы вместе! — Фиалковые глаза Серафины сверкнули от ярости.
— Ты пожертвовала бы своей репутацией, лишь бы быть со мной? — изумился Дариус. — Ты сошла с ума!
— Мне все равно, что скажут или подумают другие! Какая разница, я их всех ненавижу! Неужели ты думаешь, что мне нравится быть украшением дворца?
— Ты не представляешь себе, что значит быть вне этого круга. — Не представляешь себе, что значит никогда не принадлежать ни к какому обществу!
Серафина с тоской посмотрела на него и болезненно поморщилась:
— Тебе надлежит быть со мной! Он заговорил мягче: — Сравни нас, Серафина. Мы из разных миров. Оказаться в моем мире я не пожелаю и злейшему врагу, тем более не хочу тащить в него тебя. Разве не стремился я всегда защищать тебя? Я слишком дорожу тобой, чтобы погубить твою жизнь. Я не могу сделать того, о чем ты просишь. Для меня это невозможно!
— Любить?
— Я не знаю, что это такое, — устало отозвался Дариус — Все эти возражения убедительны и достойны, но надеюсь, что когда-нибудь ты позволишь кому-нибудь по любить себя… Пусть не мне. Я не понимаю, чего ты боишься, но никогда не причинила бы тебе боль. Никогда в жизни!
Он не знал, что на это сказать. Господи, ему надо срочно выбираться отсюда!
Наступила долгая тягостная пауза.
Серафина, скрестив руки на груди, сумрачно всматривалась в него.
— Может, я и займусь сегодня этим для развлечения: поищу тебе подходящую жену.
— Ни одна женщина никогда не привяжет меня к себе. Принцесса выгнула тонкую бровь.
— Но я слышала, что ты как раз привязываешь их к себе. — Серафина коротко и невесело усмехнулась и направилась к двери.
— Куда ты? — осведомился Дариус.
— Развлекаться, как мне и приказано, — ответила она, не оборачиваясь. — Наслаждайтесь своими мучениями в одиночестве, полковник, — вам это идет. Я не стану нарушать ваши размышления. Позже, однако, я навещу вас. Вам, конечно, нравится страдать, но я не могу допустить излишеств. Хотя бы один из нас должен быть разумным.
— Это вы-то разумны? — съязвил Дариус. Серафина одарила его приторной улыбкой через плечо.
— Не забудьте, как только мать пришлет сюда дуэний, вам не позволят даже приблизиться ко мне!
С этими словами принцесса вышла из библиотеки, оставив дверь широко распахнутой.
Раздраженный, он наблюдал за тем, как изящно покачиваются бедра Серафины, направляющейся через холл к дальнему выходу.
Внезапно она обернулась с лучезарной улыбкой:
— Дариус, какой чудный день!
Фиалковые глаза сверкали на солнце аметистовым блеском. Она казалась богиней любви!.. В ней соединилось все чего Дариус хотел от жизни, в чем так отчаянно нуждался… И чем не мог обладать.