После суда дядю Гошу посадили в тюрьму. Известие об этом, разумеется, тотчас облетело город. Теперь, уже никто не сомневался в существовании зеленохвостых. Все осуждали дядю Гошу за жадность и говорили, что если бы он был настоящим гражданином, в тюрьме оказался бы не он, а наглый агент Дуляриса, которому он так бездумно прислуживал.
Происшествие было запечатлено в балладе „О жадности“, – ее в один присест написал Филофей Огромный. Были там, помнится, и такие строки:
На заседании штаба ребята решили усилить бдительность. Появление Фабрео в городе свидетельствовало о том, что враги не дремлют. Пантелеймон предложил вооружить корабль пушкой. Пушку смастерил дядя Ваня из куска старой трубы. Но поскольку снарядов к ней не было, он предложил стрелять старыми ботинками. Дети наносили целый ящик рваной обуви.
– Крепость бомбардировать мы не сможем, – смеялся Арбузик, – но разбить очки Фабрео метким выстрелом вполне возможно!
Артиллеристы каждую неделю проводили учебные стрельбы…
Пришла солнечная весна. Снег быстро растаял. Половодье было таким сильным, что вода подступила к кораблю, стоявшему на катках из бревен. По команде дяди Вани ребята спустили корабль на воду.
Теперь предстояло снарядить корабль в дальний путь – отрегулировать руль, поставить мачты и паруса, проверить двигатели, компас, погрузить или, как говорят моряки, принять на борт запасы воды и продовольствия.
Отплытие было назначено на второй день после окончания школы.
Штаб утвердил окончательный список команды.
Уже после утверждения списка спохватились, что нужен радист. Конечно, сразу побежали за Саней Картошкиным: он был радиолюбителем, лучше всех разбирался в радиоприемниках и назубок знал азбуку Морзе.
Саня Картошкин тотчас с радостью принес свою любительскую радиостанцию, и дядя Ваня, опробовав ее, нашел вполне пригодной для корабля.
Мать Картошкина долго не соглашалась отпускать сына в плаванье, но другие родители уговорили ее, доказывая, что без рации дети непременно заблудятся в просторах океана.
На корабль попросился дворник Печенкин, который, как оказалось, в молодости был матросом. Он, конечно, сумел бы прекрасно исполнять обязанности боцмана, но врачи нашли, что у Печенкина больное сердце, и категорически запретили ему плыть на корабле. Более того, они предложили ему немедля уйти на пенсию.
– А я не уйду! Буду махать метлой до вашего возвращения. Вот когда вы вернетесь с победой, Печенкин поставит на прикол свою посудину, – сказал дворник Арбузику.– Ну, а если до той поры пойду ко дну, не поминайте лихом!
Ребятам было жаль храброго и душевного человека.
– Держитесь, дядя Тимофей, – сказал Арбузик.– На этот раз мы именно вам первому расскажем обо всем, что случится!
Парикмахер Эпельсинов тоже очень хотел, чтобы его взяли на корабль.
– Я ни в чем не виноват, – твердил он каждому встречному.– Это доказано. Никак не пойму, отчего меня не любят. А я ведь хочу совершить в жизни какой-нибудь подвиг!
– Парикмахеры нам не нужны, – сказал ему Бебешка.
– Охотно допускаю. Но, имейте в виду, я отличный кок. Разве не так моряки называют повара? Лучшего повара вам не найти!
– Готовить пищу на корабле будет Кучерявочка, – сказал Бебешка, – второго повара нам не нужно!
Заканчивался учебный год. Шли последние уроки. Ученикам выставляли оценки. Лучших учеников награждали похвальными грамотами, тем, кто чуточку послабее, но старательный объявляли благодарность.
Распускались каштаны. Голубело небо. Люди ходили радостные и улыбались. Филофей Огромный писал поэму о весне. „Растаяло сердце мое, пустило зеленый росток“, – так она начиналась, эта поэма.
На полях за городом заканчивали сев хлебов. Кинотеатр „Носорог“ готовился отметить окончание учебного года показом серии мультфильмов.
– Купить тебе билет? – спросил Арбузика Бебешка. Все почему-то считали, что его всегда проводит в кинотеатр мать, тетя Муза, без билета. На самом деле Бебешка ни разу не смотрел кино без билета.– Что же ты молчишь?
– Не нужно, – сказал Арбузик, – я не пойду на мультфильмы.– По его щекам покатились слезы.
– Опять вспомнил о Чихе? Этому горю ничем не поможешь.
– Мы потеряли не только преданного друга, – печально сказал Арбузик, – но и надежного защитника… Через три дня „Освободитель“ должен поднять якорь, а мы не представляем себе, куда плыть. Возможно ли достичь цели, не зная, где искать?… Чих, милый Чих, и как мы тебя не уберегли! Был бы ты сейчас с нами, мы чувствовали бы себя гораздо уверенней!
– Я бы согласился целый месяц блуждать по морю, если бы знал, что мы найдем и освободим Чиха!
– И я согласился бы! Еще бы как согласился!… Мы должны пожертвовать всем, но непременно разыскать и освободить Чиха, потому что он добрый и справедливый!
Вдруг глаза Арбузика засветились.
– Послушай, – прошептал он, – а что, если мне полететь на ракетоплане? Разведать дорогу? Ведь это же намного проще?
– Проще! Но найдешь ли ты бывшую страну зеленохвостых?
– Я помню, как мы летели туда в первый раз. Плоховато, но помню. Стоит мне попасть на островок, где мы встретили Чиха, и я уже не заблужусь…
Долгожданный торжественный день наступил.
Берег реки усеяли горожане. На небольшую трибуну поднялся городской голова и произнес напутственную речь – выразил твердую уверенность, что экипаж „Освободителя“ с честью выполнит свое обещание и быстро вернется на родную землю.
Плакала тетя Муза, украдкой смотрясь в небольшое зеркальце, – беспокоилась, как бы слезы не испортили румянца на щеках и зеленых теней под глазами.
Точильщик ножей Мухоморов всем рассказывал, что именно он наточил ножи и ножницы, которыми будут пользоваться ребята. Рядом с ним стоял сияющий Мухоморчик: радовался, что его зачислили в команду корабля, после того как он изложил теорию плавания кролем, брассом и старинным русским стилем – сажонками. Конечно, Арбузик хотел испытать теоретика на воде, но вскрывшуюся реку еще усеивали льдины.
Дворник Печенкин сбросил свою телогрейку и предстал перед всеми в тельняшке и бушлате, на котором сверкала медаль за безупречную службу. Многие впервые узнали о том, что Печенкин – бывший матрос.
Разумеется, у самого причала стояла Дудкина со своей собачкой и родители Витьки Ушастика. Они давали Витьке последние наставления, а он беззаботно смеялся и грыз морковку.
Позже всех появился Главный пожарник со своими людьми. Они молча встали полукругом. Заиграли трубы – пожарники запели „Вечерний звон“, только слова там были переделаны.
Пожарники пели на разные голоса. „Бом-бом-бом!“ – басом выводил Главный пожарник. Нужно сказать, что хор наших пожарников считался лучшем не только в городе, но и во всей округе.
Слушая пение, многие прослезились. А один гражданин вспомнил, что забыл выключить электрический самовар. Он вскрикнул и стремглав бросился домой.
