Головнин поспешил помочь ему, хлопнув его по спине ладонью, в результате чего пудинг прошел на свое место, но миссис Геррард пришла в ужас.
— Мистер Головнин, что это значит? — воскликнула она.
— Я помог своему товарищу проглотить пудинг, — отвечал Головнин. — Он подавился.
— Но для этого перед каждым из вас стоит по кружке пива, — отвечала миссис Геррард.
Однако пудинга было положено на тарелки очень много, а пива давалось лишь по одной кружке. Это само по себе затруднительное положение осложнялось еще тем, что говядина давалась только съедавшим без остатка очень большую порцию пудинга. А того, кто вообще не мог справиться с этим обязательным блюдом, миссис Геррард подвергала строгому выговору и удаляла из-за стола.
К счастью, курс академии был пройден довольно быстро, и, поев в последний раз ненавистного пудинга, молодые люди 15 февраля 1803 года отправились из Лондона в Портсмут в стадт-коче, то-есть, попросту говоря, в общей срочной карете, которая курсировала постоянно между этими городами.
Позавтракав вместе в одном из портсмутских портовых трактиров, друзья крепко пожали друг другу руки и отплыли к своим кораблям.
Уход из Портсмута корабля «Город Париж», на который попал Головнин, должен был состояться 4 мая 1803 года. Все было готово к отплытию, ждали только капитана, находившегося на берегу. В точно назначенное время он явился вместе с женою. Тогда снялись с якоря и вышли в море.
Женщина на военном корабле! Это удивило Головнина.
— Вам это кажется странным? — спросил старший лейтенант Корбет, заметив его удивление. Корбет чаще других беседовал со своим русским коллегой, посвящая его в английские морские обычаи, и среди офицеров слыл за человека общительного и веселого.
— Да, это мне кажется странным, — признался Головнин.
— И не нравится?
— Напротив, — отвечал он. — Это очень хорошо. Это служит для смягчения мужских нравов и невольно всем плавающим напоминает о том, что на берегу остались такие же милые существа, любезные сердцу каждого из нас.
И тут же вспомнил о миниатюре Юлии, хранившейся в его чемодане, и ему захотелось взглянуть на столь приятное ему женское лицо.
По установленному обычаю каждый день за капитанским столом обедал один лейтенант и один мичман из офицерского состава корабля. В первый же день плавания выбор пал на Головнина, с которым капитан и его супруга были особенно любезны.
Супруга капитана после обеда долго беседовала с Головкиным, расспрашивала о том, кого из близких он оставил в России, есть ли у него невеста.
— Нет, — отвечал он смущенно. — Труды мои и мысли не оставляют мне досуга думать о сем приятном предмете.
И действительно, все мысли молодого русского лейтенанта были заняты изучением порядков и корабельной жизни англичан, так как еще перед своим отплытием из Кронштадта он замыслил составить сравнительные замечания об английском и нашем флотах для представления морскому министру. Занятия ученого и исследователя давно были близки его сердцу.
В эти дни он часто обращался к своему журналу, исписывая в нем целые страницы в тиши ночной, при свете свечи, прикрытой металлическим колпачком.
Написал письмо и Рикорду.
Головнин быстро перезнакомился со всеми офицерами, изучая их характер.
Учение и плавание проходили без всяких событий.
Однажды во время завтрака стало известно, что на фрегат «Акоста», только что прибывший из Плимута, просят прислать офицера. Отправился один из лейтенантов — Смит.
Возвратился Смит с веселым лицом и тут же крикнул своему другу, старшему лейтенанту Чарльзу Корбету:
— Радуйся! Через месяц ты будешь командовать кораблем: объявлена война с Францией и Испанией!
Это сообщение вызвало дружные и воинственные крики:
— Браво! Война!
Не прошло и минуты, как на корабле поднялась всеобщая суета, гремели цепями, стучали, хлопали люками. Начали поднимать из трюма пушки и ставить их на места, причем одно большое орудие заняло свое место в капитанской каюте. В этой военной сутолоке и спешке не принимал участия только один Головнин.
Глава двадцать восьмая
БОЙ С ПИРАТАМИ
Наступил 1805 год. Головнин плавал уже теперь на английском корабле «Фосгарт» под командой капитана Маркера у берегов Испании.
Чарльз Корбет служил на том же корабле уже старшим офицером, как бы по-прежнему сопутствуя Головнину в его ознакомлении с английской корабельной жизнью.
Однажды, — это было 19 января, — Корбет, возвратившись от капитана, обратился к Головнину:
— Новость! Сегодня ночью предстоит интересное дело. В заливе Сервера обнаружен пиратский корабль, недавно ограбивший несколько купеческих судов. Командующий эскадрой приказал взять и уничтожить опасного пирата, не делая особого шума. Что вы на это скажете, дружище? — говорил Корбет, оживленно и весело поглядывая на Головнина.
— Это будет горячее дело. Я бы тоже хотел участвовать в нем, — сказал Головнин, так же весело улыбаясь, как и Корбет.
Корбет свистнул:
— Боюсь, что вас не пустят. Все ж таки вы еще учитесь, и капитан не знает, искусны ли русские моряки в абордажном бою.
— Если он не знает, так теперь предстоит случай узнать, — отвечал Головнин.
— Но вас могут ухлопать пираты, они дерутся, как черти. Зачем это вам нужно, по совести говоря?
— Затем, — сказал Головнин, — что я хочу видеть, как английские моряки берут не только рифы, но и корсарские суда.
Корбет захохотал:
— Честное слово, вы славный парень, мистер Головнин, и в карман за словом не лезете. А впрочем, пойдите к командиру. Если он разрешит, почту за честь участвовать с вами в экспедиции, руководство которой поручено мне.
Головнин тотчас же отправился к капитану.