простыня, это, девочка, твоя сигарета дышит в меня, это я, твое сердце, с тобой говорю, пытаюсь отгородиться иконостасом, чтобы тебе пореже слушать меня, а то, извини, почти все, что я подсказываю тебе — такая хуйня, что тебе бы должно быть стыдно слушать меня'. Сердце, Елена, хочет, чтобы симметрия и позолота поверх резьбы, сердце, Елена, не может забыть, что повапленные гробы все-таки лучше, чем заполненные гробы. Сердце хочет, Елена, верить, что весь этот ужас кем-то предписан и предрешен, и что где-то ставят галочки тем, кто вел себя хорошо, подслеповатой белкой тыкался в небо сквозь занавешенное окно, плакал в кино, — потому что иначе, Елена, сердцу делается как-то настолько нехорошо, что она забывает, зачем оно тикало и куда оно шло. Сердце, Елена, в последнее время здорово устает. Сердце, Елена, хочет, чтобы мама стояла у Царских Врат, улыбалась, указочкой доставала апостольский ряд, говорила: не бойся, доченька, видишь, — мы тут, мы тут.
Тянет в рот до обеда кусок вчерашнего пирога, выйдя из душа, скособоченно прыгает на одной ноге, подпевает телевизору, гоняет мяч от буфета до кухни, пялится в «Коммерсант», переходный возраст, седые волосы на груди, средний класс, последний звонок от чужой жены. Ты мужчина, — говорит ему телевизор, — соберись, почини, прикупи, перестань курить, застекли балкон, подари ей эти четыре дня, ты мужчина, выключи, наконец, меня, ты уже большой, ты можешь справиться с тишиной, постыдись, ради бога, не говори со мной. Отвечает ребенок: у меня в холодильнике оставалась клубника, кто ее съел? У меня закатился рубль под кровать, кому его доставать? У меня кольцо обручальное соскользнуло в море, кто принесет мне рыбу и сделает ей кесарево и этим ее убьет, кто потом набьет базиликом и солью ее живот, рыбу снесет в подвал, пригласит на пиво друзей, будет громким голосом глупости говорить и проснется утром с ног до головы в стыде, в желтоватой смрадной воде? Кто подарит мне самолетик, машинку, роту солдат, вечный огонь, посмертное имя на общей длинной доске, четыре дня на чужом песке? Я дитя, — говорит ребенок, — у меня на мокром месте глаза, кому бы про это сказать? Ты мужчина, — говорит ему телевизор, — ты субъект, целевая аудитория, электорат, средний класс, седые волосы на груди, почитай «Коммерсант» — это пишется о тебе, пососи корвалол — это варится для тебя, собери по полочкам плюшевых заек и отнеси в приют, заработай десять рублей, от клубники бывает сыпь, ты уже большой, ты можешь справиться и с собой, и со мной. Отвечает ребенок: почему ты сказал нам — 'будьте, как дети,' — кто тянул тебя за язык? Я когда-то думал, что это ты разрешаешь нам плакать, мяч гонять по ковру, есть пирог до обеда, лепетать и хлопать в ладоши, ловя друг друга в солнечном ливне на платформе 'Филевский парк', целовать стекло над маминой фотографией, говорить с телевизором до утра. А сейчас я знаю, что 'будьте, как дети' — это не дарственная на свободу, но послушание, каких еще поискать, потому что ты хочешь, чтобы сначала я пережил этот развод, шрам вдоль правого бока и то, что ты говорил и показывал позавчера, а потом со всем этим грузом пытался смотреть на ржавый костыль железнодорожного полотна и чувствовать, как за ребрами катается шар земной, как поет мой голос, фальшивый, но полный твоей весной, как струятся по небу эти четыре дня, как твой голос потрескивает за моей спиной и как мир, — такой огромный, такой больной, — причащается мной. Как ты хочешь, чтобы я все это вытянул, я дитя, — говорит ребенок, — у меня молочные зубы болят от мясной еды, кому бы про это сказать? Ты мужчина, — говорит телевизор, — я могу об'яснить это только ребенку, не держи, пожалуйста, зла. Отвечает мужчина: я дитя, у меня короткая память, чего уж там.
Я пишу лучше всех детей в нашей группе поэтому я сейчас все записываю чтобы потом разобрались. Все дети кроме меня ведут себя плохо некоторые даже еще хуже чем я. Я веду себя хорошо и всем говорю чтобы они вели себя хорошо но меня никто не слушается и портят меня тоже потому что говорят что я веду себя хорошо а не плохо потому что я малая коза и мне слабо. Поэтому я сейчас все запишу. Про малая коза на меня сказала Уфимова Светлана когда я ей сказала что как она описывает так это ее муж каждый раз фактически ее насилует и то что она с ним пятнадцать лет не оправдание и она сказала ты малая коза и стала курить а это плохо и от этого умирают. Еще я хочу написать что ее муж Уфимов не принял после обеда свою таблетку и поэтому в туалете засовывал себе пaльцы в рот пока у него не пошла из горла кровь хотя врач ему сказал принимать таблетку. Еще некотоrые дети во время тихого часа прыгали на кроватях потому что внизу были танки и стреляли в другую сторону. И они высовывались из окон и ругались матом а Овсиенко плакал и я виделa что он специально бросил на пол подушку и ее топтал. Теперь пусть сам ее стирает потому что он нарушал порядок. Еще ко мне подошел Фирсов и сказал что он хочет посмотреть у меня письку и был очень пьяный говорил что с тех пор как Володя умер у меня все заросло. Я дала ему по морде и выбила зуб и Гутина меня оттащила но я думаю что мне надо было его убить. Я не хотела драться извините пожалуйста но я сделала по справедливости и по честному. Накажите его пожалуйста потому что он ведет себя с девочками как свинья. Еще я хочу написать что Кемеров водит с собой сына и прячет его под столом хотя это нельзя. Я не ябеда но он плачет и не дает заниматься а Кемеров ничего не ест за обедом и все сует под стол и даже вчера попросил добавки а сам спрятал. А за обедом надо хорошо кушать иначе мы все не будем расти. Вот такой у нас был день. Все вели себя очень плохо. Еще я хочу сказать про Лешу Лукашенко что я к нему подошла и сказала что Володя умер а его Леля с этим своим все равно скоро повесится и сказала ему давай будем жених и невеста а он ударил меня машинкой по ноге и вообще задавил бы если бы я не отскочила и так всю забрызгал грязью. И теперь пусть сам стирает и извинится. Его пожалуйста не наказывайте я его люблю мы жених и невеста только он не хочет признаваться потому что его мама засмеет. Вот такой у нас был день. Я думаю многих надо наказать только не всю группу потому что меня и Катю Бобычеву не надо наказывать мы вели себя хорошо потому что она в коме. Я думаю мы еще не созрели для самостоятельности и этот день самоуправления поэтому не получился. Поэтому пожалуйста придите кто-нибудь взрослый и наведите порядок особенно постройте нас парами. Я же знаю что кто-то взрослый должен быть. И еще отоприте пожалуйста дверь потому что мне страшно что мы все внутри а она заперта
©Линор Горалик, 2004
Ольга Гребнева. Подслушанные разговоры
(Ноэлль смотрит в окно)…в общем-то, никому не хотелось туда идти, и когда Клаус сказал, что это необязательно, все обрадовались, и никто, конечно, не подумал, что Анита ждет нас под треугольными часами на площади, а когда лет через пять мы случайно услышали, что Анита превратилась в настоящий камень — не человек, а булыжник! — Лили так и сказала, так вот тогда никто даже не понял, что это из-за того, что мы однажды не пришли — а ведь она все ждала, ждала и ждала, и до сих пор ждет там на площади под часами, но теперь она уже каменная…
(Клаус смотрит на Ноэлль)…когда мы играем в преферанс, Ноэлль никогда не вистует с Пьером — он очень любит перехватывать взятки, а поскольку висты у нас не джентльменские, Ноэлль от этого одни неприятности, но это еще ничего; однажды Пьер заказал девятерную, заранее припрятав в рукаве второй туз пик и два червовых марьяжа — сами посудите, можно ли играть с таким человеком… правда, теперь никто из нас и не садится играть, не имея в потайном кармане пары запасных колод с такой же рубашкой…
(входит Ингрид) …да, Пьер вечно придумывает что-нибудь забавное — вот вчера он предложил повыть в каминной трубе у Маргрит, и мы быстренько собрались и полетели, но из-за дождя и тумана заблудились и попали в какой-то чужой дом, да еще к тому же Люси не удержалась и свалилась прямо в камин, подняв тучу золы, и так отвратительно при этом выглядела, что у старушки, которая жила в доме, случился сердечный приступ — в общем, веселье опять сорвалось, так обидно!
(рассказывает Мартин) …собственно говоря, нас ведь сложно назвать компанией — просто несколько странных людей… конечно, кто в этом городе не странный, но все же — вот, например, летать умеют все, но обычно люди летают на швабрах там или на стульях, кстати, я знал одну девушку, которая летала на телевизоре, но не о том речь — мы-то летаем без всяких приспособлений… на самом
