Гюль-Джамаль пригнала к кибитке отару овец на ночлег, вошла, поклонилась гостю, взяла в руки мясо, стала с жадностью есть. Гариб пел:
— Увидитесь! — сказал странник. Гариб медленно повернулся к гостю:
— Кто ты?
У Гюль-Джамаль от удивления выпало мясо из рук, мать ахнула:
— Заговорил… Гариб заговорил! Мой верблюжонок! Вглядываясь в странника, Гариб спросил:
— Ты Хидыр, покровитель пустыни?
— Для тебя куда важней, что я прибыл из Диарбекира и видел Шасенем, — уклончиво сказал странник.
— Горе мое выше головы моей! — воскликнул Гариб и вскочил. — Где ты видел Шасенем?
— В саду… И красоту ее сада невозможно описать: войдешь в него — грусть переходит в радость, слезы в смех. Шах подарил этот сад Шасенем, чтобы она могла выбрать там себе жениха. Но Шасенем всем отказывает, она ждет тебя, Гариб!
Гариб схватился руками за сердце и бросился вон из кибитки. За ним под шатер ночи выбежала старая Абадан.
— Гариб! — крикнула мать.
Гариб повернул обратно, подбежал к страннику, который уже стоял у входа в кибитку:
— Может быть, это была вовсе не Шасенем?
— Эта девушка такой красоты, что ни ешь, ни пей, только любуйся, а идет она такой плавной поступью, как будто раздумывает — наступить или не наступить.
— Да, это Шасенем! — убедился Гариб и склонил голову перед матерью. — Прости меня, мать.
— Не уходи, сынок! — воскликнула Абадан и заплакала.
Гариб обнял ее:
— Не плачь, мать.
— Не обращай внимания на мои слезы, сынок. Иди, только помни… — Она отерла глаза. — Где бы ты ни был — даже в кривом переулке, всегда говори прямо. И еще помни: короткий меч в руках храбреца становится длинным. И еще… — Абадан зашла в кибитку, вынесла саз и папаху, дала сыну в руки саз, надела ему на голову папаху. — … Если нет советчика, положи шапку на землю и хоть с ней посоветуйся.
Она обняла сына, и Гариб под шатром звездного неба пошел по пескам.
Сказано: «Полнота удовольствий и услада от богатств этого мира в том, чтобы повидать невиданное, и поесть нееденное, и найти не найденное, а это все возможно только на базаре». О, базар в Диарбекире! Чего там нет: и ковры, и седла, и украшенные переметные сумы на верблюдах, и детские колыбели, и глиняные сосуды с шербетом, и дыни с пестрой в родинках кожурой, и белые шарики крута — сухого сыра пустыни, и высушенные бараньи желудки, и бархатные чувяки, отделанные серебром, и плиточный чай, который снимает усталость, и украшения женщин, и бисер, о котором говорят, что это слезы девушек, подвешенных злым дэвом за косы, и парча, и чекмени, и многое другое.
Посреди базара лежали верблюды, возле них суетились купцы-караванщики, под грудами хвороста махали хвостами ослы. Всюду сновали на лошадях покупатели, расталкивая толпу окриками. А позади всего высилась Золотая крепость шаха Ахмада. Гариб ходил по базару, когда услышал голос глашатая:
— Э-эй! Шасенем, дочь шаха Ахмада, купит раба!.. Э-эй! Нужен раб, искусный в деле выращивания цветов!..
Гариб сорвал с головы папаху, положил на землю:
— Шапка моя! Посоветуй! Надо ли делать, что задумал?.. Надо! — надел папаху и пошел прямо к лежащим посреди базара верблюдам.
Молодой купец, судя по маленькой шапочке приехавший из Ширвана, нарядный, с закрученными усами и расчесанной бородой, укладывал в переметные сумы своих верблюдов каракулевые шкурки.
— Уважаемый купец, у меня к вам дело, — сказал Гариб.
— Если ты намерен предложить мне гнилой горох, не начинай разговора!
— Я хочу, чтобы вы заработали тысячу червонцев. Продайте меня как своего раба Шасенем, дочери шаха Ахмада.
Купец засмеялся:
— Ты что, дурак или влюбленный? Лучшему рабу цена сорок динаров, — он посмотрел на Гариба. — Мне как раз нужен погонщик верблюдов. Поедем со мной в Халап-Ширван, там так много красавиц, что ты не будешь знать, какую выбрать.
— Мне нужна одна! — сказал Гариб и повернулся, чтобы уйти.
С неожиданным проворством купец его остановил:
— Куда ж ты? Если настаиваешь, так и быть — продам тебя… Только надо сперва, чтоб стражники не придрались, превратить тебя в плешивого негра. Сейчас достанем бараний желудок и… Эй, мальчик!
Купец бросил невесть откуда вынырнувшему мальчику несколько монет, что-то вполголоса сказал. Мальчик, сверкая пятками, исчез в базарной толпе, а купец взял Гариба за руку и ввел его в кольцо лежавших и стоявших верблюдов, так что они отгородили их от базара. И это было как раз вовремя, потому что со стороны Золотой крепости к базару подошел долговязый Шавелед: за год из юноши он превратился в мужчину. Он шел, покручивая маленькие усики, нюхая воздух, как шакал, зорко вглядываясь по сторонам. Мимо пробежал мальчик, держа в одной руке высушенный бараний желудок, в другой — глиняную баночку с краской и кисть, но Шавелед не удостоил его взглядом.
А Гариб и купец сидели на коврике в кольце верблюдов. Купец похвалялся:
— … Я опытный человек в делах любви. Если женщина увидит меня, сразу теряет разум. Не веришь? Так слушай… Три дня назад иду я тут по базару, а навстречу…
Меж верблюжьих голов и горбов вынырнул мальчик, купец взял у него желудок, краску и кисть, бросил ему еще монетку, и мальчик умчался.
— Давай голову!
Гариб подставил голову, купец стал натягивать на затылок Гариба и прилаживать высушенный бараний желудок:
— Так вот, иду я… Навстречу девушка. Посмотрел я на нее, она в ответ приоткрыла покрывало. И я увидел, что волосы ее, как полчища эфиопов, лицо, как снег, а уста, как бальзам для больных тысяч городов…
Приладив желудок, купец взялся за кисть, обмакнул ее в баночку и принялся красить Гарибу лицо:
— … Я пошел следом и говорю ей стих: «Золотым блестя халатом, милая, иди сюда, с подбородком
