уничтожают, но отнюдь не для человека. Когда Уолтер услышал эту цифру, ему стало еще труднее сочувствовать Митчу. В глубине его сознания крылось желание, чтобы все население планеты размножалось чуть помедленнее, чтобы он мог хотя бы разок, всего один раз, зачать ребенка с Лалитой. Конечно, желание было недостойное — он возглавлял движение против перенаселения и дал жизнь двум детям, уже достигшим зрелого возраста. Уолтер перестал испытывать разочарование по поводу Джоуи и по возрасту вполне мог стать дедом. Но тем не менее он постоянно представлял себе Лалиту беременной. Мечта о детях лежала в основе их занятий сексом, именно поэтому Уолтер так восхищался ее телом.
— Нет-нет-нет, милый, — сказала она, улыбаясь и придвинувшись к нему вплотную, когда Уолтер поделился с ней этой идеей в палатке, в кемпинге округа Керн. — Именно поэтому мы с тобой сошлись. И ты это знаешь. Я не похожа на других девушек. Я странная, как и ты, — только по-другому. И, если не ошибаюсь, я все заранее прояснила.
— Да. Просто я решил проверить.
— Проверяй сколько угодно, но ответ всегда будет один и тот же.
— А знаешь почему? Почему ты отличаешься от остальных?
— Не знаю. Зато я твердо знаю, что не хочу детей. Такова моя миссия в этом мире.
— Я люблю тебя такой, какая ты есть.
— Тогда пусть это будет моим небольшим изъяном.
Они провели июнь в Санта-Крусе, где лучшая подруга Лалиты по колледжу, Лидия Хан, училась в аспирантуре — она занималась литературой. Сначала они ввалились к ней домой, потом разбили палатку на заднем дворе, а затем переселились в сосняк. На деньги Джоуи Лалита купила двадцать билетов на самолет для избранных волонтеров. Научный руководитель Лидии Хан, вечно растрепанный Крис Коннери, марксист и специалист по китайской культуре, позволил прибывшим расстелить свои спальники у него на газоне и мыться в его ванной — а также в течение трех дней пользоваться университетским конференц- залом для обучения и планирования. В числе волонтеров были восемнадцать девушек — в дредах или обритых наголо, с ужасающими татуировками и пирсингом, — являвших собой прямо-таки воплощение плодородия; они то и дело заставляли Уолтера краснеть, пока он разъяснял им ужасы неконтролируемого роста населения. Он с облегчением вздыхал, когда удавалось вырваться и отправиться на прогулку с профессором Коннери в окрестностях Санта-Круса, по коричневым холмам и поросшим секвойями полянам. Там Уолтер слушал оптимистические пророчества своего спутника о неизбежном экономическом кризисе и рабочей революции, рассматривая незнакомых птиц калифорнийского побережья и знакомясь с молодыми фриганами, радикалами-коллективистами, которые жили на общественной земле в сознательной нищете.[92]
Лишь в июле, покинув эту уютную гавань и вновь отправившись в путь, они окунулись в атмосферу ярости, окутавшую страну тем летом. Для Уолтера оставалось загадкой, почему консерваторы, контролировавшие все три ветви местного управления, по-прежнему злились — на вполне понятный скепсис по поводу войны в Ираке, на однополые пары, которые хотели сочетаться браком, на вкрадчивого Альберта Гора и осторожную Хилари Клинтон, на вымирающие виды и их защитников, на налоги и цены на газ, едва ли не самые низкие в мире, на крупнейшие СМИ, чьи хозяева и сами были консерваторами, на мексиканцев, которые стригли их газоны и мыли посуду… Его отец, конечно, тоже пылал подобным гневом, но эпоха-то была куда либеральнее. Ярость консерваторов породила ответный взрыв со стороны «левых» — и это пламя подпалило Уолтеру перышки на мероприятиях, прошедших под эгидой «Свободного пространства» в Лос-Анжелесе и Сан-Франциско. В среде молодых людей, с которыми теперь общался Уолтер, Джорджа Буша, Тима Рассерта, Тони Блэра и Джона Керри называли универсальным словом «говнюк». Эта молодежь почти безоговорочно верила в то, что теракт 11 сентября устроила газовая компания «Халлибертон» в сговоре с саудовской королевской семьей. Три маленькие музыкальные группы исполнили песни, авторы которых предавались безыскусным фантазиям о пытках и казни президента и вице-президента («Я набью твой рот дерьмом и пристрелю тебя потом…»). Лалита внушала активистам, а особенно Уолтеру, что нужно быть дисциплинированным, неся свою весть, придерживаться фактов о перенаселении и стремиться охватить как можно больше людей. Но в отсутствие звездных шоу, которые мог бы обеспечить Ричард, мероприятия «Свободного пространства» привлекали преимущественно уличных радикалов — ту вечно недовольную публику, которая, натянув маски, шумно протестует против ВТО. Каждый раз, когда Уолтер выходил на сцену, ему аплодировали за скандал в Уитменвилле и резкие записи в блоге, но, как только он заикался, что факты должны сами говорить за себя и что нужно действовать разумно, толпа затихала или начинала скандировать хлесткие фразочки — «Язва планеты!», «Папу на мыло!». В Сиэтле, где настроение активистов было особенно опасным, Уолтер покинул трибуну под свист и шиканье. Гораздо лучше его приняли на Среднем Западе и на Юге, особенно в университетских городах, но и толпы там оказывались намного меньше. К тому моменту, когда они с Лалитой достигли Афин в штате Джорджия, Уолтер с трудом вставал с постели поутру. Он измучился от скитаний и был подавлен мыслями о том, что гнев всей страны — это не более чем усиленное эхо его собственного гнева, что из-за личной обиды на Ричарда он лишил «Свободное пространство» возможности обратиться к широким массам, что он впустую тратит деньги Джоуи, которые лучше было бы передать организации «Планирование семьи». Если бы не Лалита, которая исправно выполняла обязанности шофера и пылала энтузиазмом, Уолтер наверняка прервал бы поездку и предался наблюдениям за птицами.
— Я знаю, что ты разочарован, — заметила Лалита, выезжая из Афин. — Но мы тем не менее ввели проблему в поле зрения общественности. В бесплатных еженедельниках публикуют наши тезисы. В блогах и интернет-обзорах только и речи что о перенаселении. Открытого разговора об этом не было с времен семидесятых, а теперь вдруг он возник. Как будто мысль явилась сама собой. Новые идеи всегда находят приверженцев среди маргиналов. Не следует расстраиваться только потому, что это не всегда выглядит красиво.
— Я спас сто квадратных миль в Западной Вирджинии, — сказал Уолтер. — Больше, чем в Колумбии. Хорошая работа и настоящие результаты. Почему я это бросил?
— Потому что понял, что этого недостаточно. Планета будет спасена лишь в том случае, если у всех людей изменится образ мыслей.
Он взглянул на свою подругу, которая крепко держала руль и не сводила ясных глаз с дороги, и понял, что его переполняет желание стать похожим на Лалиту. И в то же время Уолтер был благодарен ей за то, что она позволяет ему быть самим собой.
— Проблема в том, что я недостаточно люблю людей, — сказал Уолтер. — И не очень-то верю, что они могут измениться.
— А вот и любишь. Я никогда не видела, чтобы ты кому-то причинил зло. Ты постоянно улыбаешься, когда с кем-нибудь говоришь.
— В Уитменвилле я не улыбался.
— Улыбался. Даже там. И потому это выглядело так странно.
В любом случае теперь ему труднее было наблюдать за птицами. Заявив свои права на территорию и выкормив потомство, птицы отнюдь не стремились выставлять себя напоказ. По утрам Уолтер бродил по заповедникам и паркам, которые, как он знал, кишели жизнью, но высокие заросли и густая листва оставались неподвижны под лучами жаркого летнего солнца, точь-в-точь запертые дома или влюбленные, которые смотрят только друг на друга, как куколки. Северное полушарие впитывало солнечную энергию, и растения превращали ее в пищу для животных в тишине, нарушаемой разве что жужжанием и писком насекомых. Для гостей из тропиков настало время блаженства — дни, которые нельзя было упускать. Уолтер завидовал птицам, потому что они занимались делом. Возможно, он чувствовал себя таким подавленным, потому что впервые за сорок лет остался без работы.
Национальную «Битву музыкантов» под эгидой «Свободного пространства» назначили на последние выходные августа и, к сожалению, в Западной Вирджинии. Этот штат находился далеко не в центре страны, и туда было нелегко добраться общественным транспортом, но когда Уолтер в своем блоге предложил перенести мероприятие в какое-нибудь другое место, оказалось, что его поклонники уже вовсю планировали поездку в Вирджинию и критиковали ее за высокий уровень рождаемости, угольную монополию, огромное количество христианских фундаменталистов и подачу решающих голосов за Джорджа Буша на выборах 2000 года. Лалита попросила у Вина Хэйвена разрешения провести концерт на бывшей козьей ферме, ныне принадлежавшей тресту (она давно это задумала), и Хэйвен, потрясенный
