выход. Баршкис на «U-2321» потопил грузовое судно к югу от мыса Сент-Эбб, к 6 мая еще несколько лодок серии XXIII направлялись с заданиями в этот район и в акваторию Лоустофта. И все.
По возвращении командиры не могли нахвалиться новыми кораблями, которые идеально подходили для кратковременных выходов в прибрежные воды, достигали скорости хода 13 узлов под водой, легко слушались команд. Их малые габариты делали их почти не поддающимися обнаружению со стороны радиолокационных станций противника и неуязвимыми для атак глубинными бомбами...
Еще на переходе из Бергена через Северное море в Атлантику Шнее услышал шумы группы противолодочных кораблей, но, вместо того чтобы почти замереть на месте, как делали прежние лодки, командир лодки серии XXI решил положиться на ее скорость и уйти от них. Шнее изменил курс не более чем на 30 градусов, загудели электромоторы, и показатель скорости хода возрос до 16 узлов. На 16 узлах «U-2511» оторвалась от преследователей, двигаясь под водой с той же скоростью, с какой корвет мог идти над водой. Лодка поддерживала эту скорость хода в течение целого часа, не разрядив существенно аккумуляторных батарей. Шум преследования все более затихал и наконец исчез совсем.
Внезапное ощущение триумфа и уверенности вдохновило командира и его команду. Впервые за несколько лет подводники почувствовали превосходство над своими противниками, движением штурвала уйдя от преследователей. С энтузиазмом стали обсуждать и обдумывать дальнейшую тактику. Командование решило дать командиру полную свободу действий, ему разрешили самому сделать выбор, куда идти. И Шнее решил атаковать у берегов Панамы, где, как он был уверен, хватало целей. Туда он рассчитывал добраться за несколько недель.
Внезапно 4 мая, когда «U-2511» под шноркелем шла на позицию, Шнее получил приказ Дёница о прекращении огня. И что теперь? Они часто обсуждали, что им делать, если война закончится, пока они будут в море. Один из офицеров предложил, чтобы они оставались в море, пока не закончатся припасы. Он приводил тот довод, что дома в такое время все равно нечего будет есть и им неплохо будет дать себе отпуск на несколько недель. Другой офицер в шутку предложил махнуть в Аргентину и продать лодку за сколько дадут. Все рассмеялись шутке[114].
Но в этом предложении была доля здравого смысла. На протяжении нескольких лет жизнь в побежденной Германии будет отнюдь не привлекательной. Шнее проконсультировался со своим другом Зуреном, механиком, и они решили вернуться в Берген.
Через несколько часов после того, как они легли на обратный курс, гидроакустик доложил, что слышит шумы винтов. Шнее осторожно подвсплыл на перископную глубину, глянул в перископ, и с его губ сорвались ругательства. На него шел крейсер водоизмещением 10 000 тонн, сопровождаемый четырьмя эсминцами! Могло случиться использование торпедного оружия в мирное время! Охотничий инстинкт Шнее боролся со здравым смыслом. Если бы он не получил приказа о прекращении огня! Внезапно он принял решение атаковать крейсер и, не обнаруженный четырьмя эсминцами эскорта, приступил к подготовке атаки. Только когда настал момент выпустить торпеды, он команду «пли» заменил ругательством и ушел на глубину.
Вот такая это была единственная атака подлодки серии XXI во Второй мировой войне. Запоздалая.
После приказа о прекращении огня на лодки, находившиеся в море, пришла следующая телеграмма:
«Подводники мои! Позади шесть лет войны. Вы сражались как львы. Из-за подавляющегося материального превосходства мы зажаты в угол, и в этом положении больше невозможно продолжать войну. Непобежденные и незапятнанные, складываете вы оружие после беспрецедентно героической борьбы. Мы с гордостью вспоминаем о наших павших товарищах, которые отдали жизни за фюрера и родину. Друзья! Сохраните тот дух, с которым вы сражались столь долго и столь отважно, во благо будущего отечества. Да здравствует Германия!»
Более поздняя телеграмма напомнила командирам подводных лодок о важности соблюдать условия прекращения огня и отменила приказ о возвращении в Норвегию. Были получены подробные инструкции о том, чтобы лодки направлялись в британские или американские порты; им следовало идти в надводном положении с большим черным или синим флагом.
Когда Шретелер, командир «U-1023», получил в Атлантике этот приказ, он задумался, как поступить. Шретелер был старшим из командиров, находившихся тогда в море, и знал, что другие командиры ждут, как поступить в этой ситуации. Кому-то надо было сделать первый шаг. Шретелер составил телеграмму, которая, как он надеялся, станет примером для других:
Отправив телеграмму, он всплыл и направился во вражеский порт.
Из сорока трех лодок, которые находились в море, когда было установлено прекращение огня, двадцать три направились в британские порты, три – в Соединенные Штаты, четыре – в Канаду, семь – в Норвегию или Киль.
Одна лодка села на мель у острова Амрум[115], другая наскочила на мину в эстуарии Эльбы, две намеренно выбросились на португальский берег, еще две направились в Аргентину. Командир «U-1277» Штевер, который затопил свою лодку под Онтарио, был строго наказан британским военным трибуналом.
Глава 8
ПОСЛЕДНЯЯ МИССИЯ
(апрель – май 1945 г.)
Летом 1944 года гросс-адмирал выступал за продолжение войны, потому что в тот момент выполнение условия о безоговорочной капитуляции, которой требовали союзники, означало бы, что миллионы немецких солдат окажутся в глубине российской территории, в руках русских, а каждый знал, чем это для них обернется. Знал это и гросс-адмирал, который, как и Гитлер, отказывался пойти на то, чтобы принести в жертву эти миллионы сражающихся.
Даже летом питание миллионов военнопленных представляло собой почти неразрешимую проблему – германское Верховное командование осознало это после первых успехов в России в 1941 году. Если эта проблема встала бы зимой, то это привело бы к смерти от голода и холода тысяч военнопленных, за что никто не готов был бы взять на себя ответственность. Дёниц знал, что враг никогда не станет вести переговоры о мире на основе компромисса, так что у Германии была единственная надежда – выиграть время, продолжая войну до более теплого времени года с тем, чтобы гарантировать обеспечение терпимых условий людям за колючей проволокой, в то время как самой важной задачей было спасти как можно больше солдат и беженцев от наступавшей с востока Красной армии.
Для достижения этой цели Дёниц реквизировал все суда, которые могли держаться на воде, и рассылал их по всем направлениям. Он продолжал заниматься этим даже после того, как переехал в лагерь «Форель» под Пленом, куда Гитлер направил его в качестве командующего северным районом – на тот случай, если Германия будет разрезана на части. С аналогичной миссией на юг был направлен Кессельринг. Дёниц добрался до Плена окружными путями 21 апреля, и сцены страданий, увиденные им по дороге, укрепили в нем решимость к сопротивлению. На его столе лежало досье с душераздирающими сообщениями об убийствах, насилиях и поджогах – показания беженцев и свидетелей временно отбитых у русских населенных пунктов. Все это показывало необходимость как можно дольше держать открытыми двери выхода на запад.
Как человек боевой, он в эти дни никогда не думал, что на его плечи упадет мантия власти с плеч Гитлера. Не думал он так даже после того, как 23 апреля Геринг был лишен всех полномочий и на него повесили ярлык предателя. Ибо Геринга он считал наиболее вероятным кандидатом на место Гитлера – если Гитлер отойдет от власти в Берлине. В последний раз Дёниц, сопровождаемый адъютантом Людде- Нойратом, посетил Гитлера 20 апреля. Вот как Людде-Нойрат описывал фюрера на этой встрече:
«Его голос и глаза впечатляют, как всегда. Его интеллектуальные способности, кажется, незатронуты, он вовсе не сумасшедший в общепринятом смысле слова. Но физически он производит впечатление сломленного человека, крайне изнуренного, сгорбившегося и с изношенными нервами».
28 апреля гросс-адмирал прибыл в Райнсберг, новую штаб-квартиру Верховного командования, на новое
