уголок, девушка налила в стоявшее на полу блюдечко приятно белоснежную жидкость. Словно партизан из засады, в помещение через приоткрытое окно моментально просочилось черное тело молодой наглой кошки по кличке Ти. Переливчатая черная шерсть делала ее немного похожей на выдру. Вальяжно протопав к блюдцу, наглое создание, полностью игнорируя свою добродетельницу, принялось лакать освежающее прохладное молоко.
- Да, солидности тебе не занимать... - ехидно произнесла Канзаки, разглядывая питомицу. - Вот попадешься однажды какому-нибудь здоровенному толстому котищу - посмотрю я на твою спесь...
Слова о толстом коте внезапно родили в воображении ассоциацию с сегодняшним проверяющим. Канзаки и ее однокурсники никогда не любили Инквизиторов, как часто именовали сотрудников Восьмого отдела государственного управления. Сперва в шутку. Однако со временем название приобрело неприязненный оттенок в устах коллег из соседних отделов. За дурную славу, за нехорошие слухи о предосудительных методах работы, за зловещую атмосферу, всегда окружавшую их главного начальника, Артура Хендрикса, похожего, как ей казалось, на Мефистофеля... Да и просто так сложилось, что Крестоносцы не любили питомцев Хендрикса. А уж этот... Мегуми почувствовала, как снова начинает непроизвольно краснеть и злиться, вспоминая откровенный взгляд этого Ватанабэ. Как будто он ее неторопливо и со вкусом раздел мысленно, посмотрел, прикинул, снова одел, и только потом заговорил. Наглец! Да еще посмел...
Надо сказать, что Канзаки уже давненько мучалась тщательно скрываемым, и чего греха таить, глуповатым комплексом. Дело в том, что ее бюст был... великоват для японки. Средняя уроженка Островов редко когда могла похвастаться столь, э, скажем так, отлично округлившимся предметом женской гордости (как бы ни противились этому определению рьяные феминистки). Расти грудь начала рано, и злые как никто другой дети в школе, разумеется, дразнили ее 'дойной коровой', 'ходячим выменем' и прочими нехорошими и несправедливыми прозвищами. Со временем это прекратилось, особенно когда одноклассники начали проявлять совершенно противоположный интерес к этой части ее тела, но осадок остался. И Мегуми терпеть не могла всякого упоминания о своем бюсте! Странное дело... Ведь большинство женщин никогда ничего хорошего не скажут о своем большом бюсте, то ли из притворства, то ли потому, что мужчинам не понять, каково носить такую штуку всю жизнь... Вот и Канзаки собственных молодых и красивых форм откровенно стеснялась.
А этот... Этот наглый, толстопузый... Вот так взял и со смехом напомнил ей о главном отличии от прочих девушек. При этом его кривая ухмылка и прищур из-под солнечных очков раздражали цинизмом, так и сквозившим...
- Бр-р-р! - тряхнула головой Мегуми, прогоняя неприятные мысли. - Хватит. Черт с ним, с Инквизитором! Ладно, пока, Ти, буду поздно. Не вздумай окотиться, пока меня нет!
Убрав молоко обратно в холодильник, лейтенант Канзаки покинула свое обиталище с одной целью: хорошо провести время.
- Ня-я-я-я-черт!!!
От этого вскрика за стеной испуганно шарахнулась в сторону горничная. Сосед справа, наверное, тоже, в прямом смысле слова, очумел. Странный новый постоялец, сразу по приезде повесивший на дверь табличку 'Не беспокоить' с приписанным от руки 'А то укушу!', вот уже несколько часов хранил гробовое молчание. И вдруг дико заорал в распахнутое окно.
Возможно, шок был бы сильнее, доведись слышавшим узреть то, что творилось внутри номера. А творилось там сущее непотребство: Совершенно голый мужчина лет тридцати пяти, не по-азиатски крупный и мощный, с заметным животом, стоял посреди комнаты на коленях, раскинув руки в стороны. Перед ним на полу расположились три вентилятора, работающих на всю мощь. Еще один, установленный на потолке, помогал младшим братьям сверху. Однако совместных усилий техники оказалось недостаточно для удовлетворительного охлаждения массивного тела Сэма, как вы понимаете, Ватанабэ. Именно он и издал сей отчаянный клич.
- Во имя всех святых, это просто безобразие! - поднимаясь с колен, ругался он. - Четыре раза принимать душ! Украсть соседские вентиляторы! И все равно жарко! Нет, это же надо...
Не беспокоясь о собственном неглиже, Сэм плюхнулся на кровать и уставился в потолок. Очень уж он не любил жаркие вторые половины дня. Они наводили на Ватанабэ тоску и склоняли подепрессировать. Почесав широкую волосатую грудь, мужчина вздохнул.
- Нэ-хе-хе... Тоска...
Вполголоса из соседнего номера через открытые окна доносилась очередная радиопередача: 'Администрация префектуры Токио заявила, что планы серьезной перестройки не ставят целью застройку жилых районов совместными с Союзом предприятиями. Также было высказано мнение, что мэру Токио следовало бы...'
Через открытое окно в комнату влетела муха. Глупое насекомое, противно жужжа, принялось нарезать круги по помещению. От него делать Сэм принялся следить за ней взглядом. Когда ничего не подозревавшая жертва приблизилась на достаточное расстояние, он резко выбросил перед собой правую руку. Муха и вжикнуть не успела, как была раздавлена широкой дланью Ватанабэ, оказавшегося очень быстрым для человека своей комплекции.
- Вот тебе и 'бз-з-з-з'! - прокомментировал Сэм. - Давящая атмосфера нынче, правда?
Стряхнув труп насекомого с ладони, он продолжил бесцельно таращиться в потолок. Но не таков был Сэм Ватанабэ, чтобы долго не находить способ развлечь себя. К тому же, сейчас он был в том самом городе, в котором тридцать четыре года назад его отец повстречал женщину, ставшую Сэму матерью. Навевает подобное, знаете ли, всякие мысли...
- А не пойти ли нам протрястись? - провел рукой по эспаньолке Сэм. - Глядишь, я не истеку потом до изнеможения. Вон и солнце скоро сядет...
Поднявшись с постели, мужчина прошлепал босыми ногами в ванную, дабы принять душ. По- спартански быстро и скромно окатившись, он начал влезать в свой неизменный костюм.
Чертово светило так и норовило стукнуть по макушке, пока он сидел и терпеливо выжидал. Но он умел ждать, ибо после долгого ожидания процесс всегда становится приятнее.
Он выбрал женщину. Не потому что мужчины он опасался, просто с женщиной работать будет приятнее. Он всегда умел совместить приятное с полезным. В любом случае ее ждала смерть. Зачем же щепетильничать и не отнять у нее еще что-нибудь, кроме жизни? Он никогда не понимал тех, кто чурался использовать случай по максимуму. Вот перед тобой жертва, так работай в собственное удовольствие! Но нет, они теряли столько прекрасных чувств... почти таких же прекрасных, как музыка, звучавшая из наушников, вставленных в его уши. Он любил Бетховена. И работал всегда под его произведения. Музыка оказалась единственным, что способно было доставить ему удовольствие. Кроме работы с полной выкладкой, разумеется.
По виску прокатилась капля пота. Он подхватил ее языком в уголке рта. Скоро, скоро она должна дать ему шанс. И он не упустит...
Группа очередных миленьких девиц тонкими голосками пищала что-то со сцены. Посетители клуба, однако, вряд ли особенно вслушивались в слова песни, как пить дать стандартно слащавые. Все были заняты выпивкой или полупьяными танцами. Свет многочисленных неоновых ламп делал лица неестественно яркими или столь же неестественно бледными, в зависимости от момента.
Посетителей было немного, и в основном это была молодежь. Так уж случилось, что в последние лет пятнадцать старшее поколение разлюбило ходить по клубам в поисках увеселений. Но те вовсе не пустовали. Всегда на свете найдется пара-тройка жаждущих развлечений сибаритов, готовых предоставить труженикам клубного бизнеса собственные кошельки.
Сегодня атмосфера оказалась спокойной. Только редкая птица - широкого стана мужчина с повадками менеджера среднего звена - перебрал спиртного и лез на сцену, потанцевать с певицами. Его быстро успокоили и вежливо объяснили, в чем достопочтенный клиент неправ. Молодая поросль токийцев, представленная несколькими группками по пять-шесть человек, взирала на почтенного джентльмена с весельем в глазах.
