– Не впадайте в отчаяние, – успокоила его Аделия. – Кстати, сегодня в разговоре со мной Дина выдвинула любопытную версию: убийства есть часть заговора с целью очернить еврейский народ.
– О нет, тут несчастная, похоже, заблуждается, – возразил Симон. – Преступник очень рад спихнуть ответственность на евреев, но убивает он ради собственного удовольствия.
– Согласна, – сказала Аделия. – Форма убийства указывает на ожесточение скорее половое, чем расовое.
Врачевательница замолчала. Себе она поклялась не углубляться в мысли преступника, однако обстоятельства заставляли нарушать данное себе слово.
– Итак, он делал это ради услады, – пересилив себя, продолжила она. – Но! В случае с Петром он подумал: почему бы не добавить к приятному «полезное»? И подбросил труп на лужайку Хаима, чтоб подгадить евреям? И почему бы не свалить вину на вечных козлов отпущения?
– Если убийца думал именно так, – начал Мансур, – то действительность превзошла его ожидания. Ни малейшего подозрения не пало на настоящего преступника. А евреям сказали: «Прощайте!» – Мансур выразительно резанул пальцем по своей шее.
– Да, – поддержала его Аделия, – евреям указали на дверь: «Прощайте, надеемся больше не увидеться!» Народный гнев против иудеев был частью плана этого негодяя. Однако почему он подбросил труп именно Хаиму? Можно было выбрать двор или сад любого другого кембриджского еврея. В тот вечер почти все ушли на свадьбу Дины. Дома осталась только прислуга. Если предположить, что преступник был в лодке, ему было бы даже удобнее подбросить труп к дому старика Вениамина – тот стоит много ближе к реке. Но он тащит труп на хорошо освещенную лужайку Хаима, где поблизости толпы гостей! Разве не странно?..
– Так-так, – ободряюще произнес Симон, – продолжайте, продолжайте!
– Однако риск оправдался. Евреям приписали распятие мальчика, обезумевшая толпа пошла громить жидов и повесила Хаима, самого крупного богача и заимодавца в Кембридже, а то и во всей стране. В разгар беспорядков очень удачно сгорела крепостная башня, в которой хранились данные Хаиму долговые расписки.
– Вы хотите сказать, преступник был должником Хаима?! – воскликнул Симон. – То есть он хотел не столько евреям досадить, сколько имел простой шкурный интерес уничтожить ростовщика и свои долговые расписки? Но как он мог предугадать, что гнев толпы обрушится на Хаима, которого убьют, а башню сожгут?
– Это еще одна причина, почему я не представляю в роли детоубийцы человека молодого, горячего и неопытного! – сказала Аделия.
Мансур с горящими глазами вставил:
– Этот пес не только предвидел! Он контролировал события! Был в толпе и подначивал окружающих: «Смерть жидам! Смерть Хаиму! Смерть ростовщикам! Друзья, айда в крепость! Сожжем поганые расписки! Хватайте факелы – и вперед! С нами Бог!»
На выкрики Мансура в комнату заглянул удивленный Ульф. Аделия махнула рукой и велела мальчику идти спать.
– Почему вы все время говорите на заморской абракадабре? – спросил мальчик.
– Чтоб ты, проказник, меньше подслушивал! – строго сказала Аделия. – Ну, ступай!
– Вы по-прежнему думаете, что это не евреи убили Петра и остальных ребят? – не унимался Ульф.
– Нет, евреи тут ни при чем. – После того как Ульф показал ей сточную трубу под причалом Хаима и на многое открыл глаза, Аделия относилась к нему с уважением и даже снизошла до объяснений: – Свадебные гости нашли Петра на лужайке перед домом Хаима уже мертвым. Кто-то нарочно подбросил труп, чтобы повесить на них страшную вину. Евреи испугались и бросили покойника в канализацию, чтоб отвести подозрения.
– Ушлые! – презрительно фыркнул Ульф. – Кто же его убил?
– Вот этого мы пока не знаем, – сказала Аделия. – Желавший свалить вину на Хаима, возможно, один из его должников. Ладно, иди спать.
Симон жестом задержал мальчика и сказал ему:
– Обещаю, что мы докопаемся до правды и выведем преступника на чистую воду. – Затем Симон обратился к Аделии: – Послушайте, Ульф – смышленый малец. И уже один раз помог. Вы не против, если он немного пошпионит для нас?
– НЕТ!!! – вскричала Аделия и удивилась собственной горячности.
– С удовольствием, – сказал Ульф. – Я в городе каждый закоулок знаю. Я глазастый. И уши всегда на макушке.
Тут в комнату вошла Гилта.
– Ульф, марш в постель! – приказала она. – Уже поздно, и ты мешаешь господам.
– Бабушка, подтверди, что я глазастый и ушастый! Разведчика лучше меня в городе не найти! Я могу высмотреть и выслушать что нужно – никто меня не приметит! Это даже мой долг – ведь Гарольд и Петр были моими приятелями!
Взгляды Гилты и Аделии встретились. В глазах обеих был одинаковый ужас. Обе понимали, что рядом ходит преступник, который выискивает очередную жертву.
Шакал всегда шакал!
Симон сказал не терпящим возражений голосом:
– Завтра мальчик пойдет с нами и покажет место, где нашли три тела.
– Это у подножия проклятой горы! – переполошилась Гилта. – Нечего ему там делать!
– С нами Мансур. Смотрите, какой он крепкий и решительный! Смешно предполагать, что преступник будет на горе и набросится на нас. Живи убийца на Вандлбери – это сильно облегчило бы наши поиски. Но он, увы, где-то в городе. И отсюда выманивает детей на расправу. Так что нечего беспокоиться за Ульфа, если он пойдет с нами.
Гилта вопросительно посмотрела на Аделию. Та утвердительно кивнула. С ними Ульф будет куда в большей безопасности, чем в одиночку бегая по городу и вынюхивая что-то на свой страх и риск!
– А что с больными? – спросила Гилта.
– День подождут, – решительно сказал Симон. – Завтра у доктора другие дела.
На это Аделия не менее решительно возразила:
– Доктор с утра, перед походом к холму, примет самых срочных и тяжелых больных.
Симон тяжело вздохнул.
– Эх, тут мы дали маху! – сказал он. – Следовало представиться в городе астрологами. Или юристами. Кем-нибудь бесполезным. А так навлекли на себя толпы страдальцев – и призрак Гиппократа не позволяет безучастно смотреть на них.
– Вы правы.
В маленьком пантеоне Аделии Гиппократ действительно занимал важнейшее место.
После того как Ульф нехотя поплелся в полуподвал, где ночевал вместе с другими слугами, а Гилта ретировалась в кухню, троица продолжила прерванную дискуссию.
– Думаю, мой добрый мудрый друг Мансур прав, – сказал Симон. – Наш убийца был в беснующейся толпе и подначивал окружающих повесить Хаима. Есть возражения, доктор?
– Версия вполне правдоподобная, – осторожно согласилась Аделия. – Дина убеждена, что толпу искусно разогрели.
Тут ей вспомнились истошные однотонные крики Роже Эктонского: «Смерть жидам! Смерть! Смерть!» Была бы высшая справедливость, окажись этот оголтелый еще более отвратительным человеком, чем выглядит. Не только идиотом и подстрекателем, но и убийцей-изувером. Однако мир сложнее, чем хочется.
– Возможно, наш преступник – юродивый Роже, – задумчиво обронила Аделия и тут же поняла, что сказала глупость. Убийца умел соблазнять детей. Но было трудно представить, что оборванный, грязный и вонючий бесноватый мог соблазнить робкую Мэри даже самой вкусной конфеткой. Девочка убежала бы от одного его вида. Роже – уродливый и бесхитростный шут. Евреев он, конечно, ненавидит всем своим куцым разумом. Однако чтоб он занимал у них деньги? Во-первых, как можно иметь дело с тем, кого так ненавидишь? Во-вторых, кто ж ему хоть грош даст?
