— Милосердие, сострадание? Сострадание — это слабость, оно «разносит заразу страдания», — процитировал Судзумэ.
— Нет! — сквозь зубы прошипел Карасу и яростно стиснул кулаки. — Сострадание — это сила, возвышающая нас над животными! Зверь не может позволить себе сострадать. Животное способно заботиться лишь о защите себя и своего потомства…
Новичок расширенными от изумления глазами наблюдал за своим начальником.
— Мы — сильнее. Мы можем не только защитить себя, — выкрикнул Карасу, — у нас достаточно сил, чтобы защитить и сохранить все, что пожелаем. Милосердие может позволить себе только сильный. Оправданная жестокость и рационализм — удел трусов и ничтожеств!
— Твои слова… полностью противоречат идеям Карбоблона, — прошептал юноша.
Карасу задумался над тем, что обсуждали в его отсутствие Судзумэ и командующий гвардией. Не дал ли полковник тайный приказ новобранцу устранить своего опасного напарника, если тот выдаст себя бунтарем? Судзумэ напрягся, отступил на шаг и с заметным усилием заставил себя разжать кулак, сомкнутый на рукояти меча.
— Я не отрицаю необходимости существования гвардии, — проговорил Карасу. — Я лишь ставлю под сомнение наши методы.
— Не нам судить…
— Не нам судить, — подтвердил альбинос. — Но нам быть осужденными.
Судзумэ пожал плечами.
— Я не рассчитывал на то, что служение Свету будет легким или приятным делом.
— Отрицание Тьмы вовсе не значит служение Свету, — хмыкнул Карасу. — Оно значит только отрицание Тьмы.
— У вас очень интересная точка зрения, капитан.
Карасу помолчал и, тщательно обдумав ответ, тихо произнес:
— Я просто очень уставший человек.
***
…У входа в рощу скорби лежали поросшие мхом плачущие камни. Окруженный их стонами и рыданиями, Карасу вошел в обитель мертвых.
Закутанная в грязный плащ сгорбившаяся фигура стояла у хурмы, чьи ветви вместо листьев укрывали человеческие волосы, грязными русыми прядями свисающие до земли. Дерево окружало мерцающее синеватое свечение, напоминающее болотные огоньки.
— Правда, что такие деревья вырастают там, где пролилась кровь воина, ставшего жертвой предательства?
— В таком случае, на месте города должен вырасти лес, — Карасу покачал головой.
Сова неловко вытянула деформированное крыло, на сгибе которого выступала человеческая ладонь, и прикоснулась рукой к ветке хурмы.
— Это приносит неудачу, — предостерег Карасу.
— Я оставила тебе послание, потому что хотела поговорить откровенно.
Гвардеец равнодушно пожал плечами.
— У тебя всегда есть такая возможность, — напомнил он.
— Несмотря ни на что, ты прислужник Карбоблона.
— Кажется, я понимаю, зачем было назначать мне встречу здесь, — Карасу кивнул. — Ты захотела поговорить со мной в своем истинном облике, чтобы показать то, что нас разделяет?
— Прими и ты свой истинный облик, — попросила сова.
— Не выйдет. Любой мой образ одинаково ложный и истинный. Если ты желаешь говорить со мной — говори.
— Но…
— Никаких «но». Как сегодня мне сказал один старый друг: «если все зависит от точки зрения — любовь и ненависть просто две крайние формы самообмана». Если ты не можешь возненавидеть меня сейчас — не сможешь этого сделать никогда.
— Я вовсе не хочу ненавидеть тебя!
— Зачем тебе понадобилось устраивать это представление? — он похлопал рукой по сумке с костями. — Из окон Ями прекрасно видна наша штаб-квартира…
Сова отвернулась, спрятав под капюшоном уродливую голову.
— Чего ты хочешь добиться, уничтожив Карбоблон? — нахмурившись, спросил Карасу. — Тот знак разрушения, что ты начертила, вполне способен был оставить на месте здания раскаленную дыру.
— Я хочу… их всех убить!
Карасу вздохнул.
— Почему ты хочешь убить меня? — терпеливо спросил он.
— Не тебя! — взвизгнула Сова. — Только всех остальных!
— Я — один из них, — напомнил Карасу. — Я служу Свету.
— Свет или тьма, — Сова утробно рассмеялась. — Имеют смысл только во взаимном противоборстве. При победе одной составляющей ее цвет перестает иметь какое-либо значение.
— Не замечал раньше за тобой склонностей к высокопарным банальностям, — усмехнулся Карасу.
— Правда?
— Убийство — это не выход, — заметил Карасу. — Я видел достаточно смертей за свою жизнь. Все они ничего не изменили.
— Это… сильнее меня, — прохрипела Сова, — убийство и разрушение — часть моей сущности.
— Я знаю, — Карасу кивнул. — Именно поэтому был построен этот город. Вы поражены проклятьем Тьмы. Выпустить вас во внешний мир, где нет места жестокости и насилию — значит спровоцировать еще одну Великую Войну.
— Если бы вас интересовала чужая безопасность… — Сова затряслась, сдерживая смех. — Что стоит Карбоблону уничтожить город, стереть его с лица земли вместе со всеми обитателями?
— В таком случае, что будет отличать нас от посланников Тьмы? — осведомился Карасу.
— Нет… не так, — Сова завертела головой. Этот человеческий жест смотрелся очень нелепо в сочетании с ее чудовищным телом. — Что в таком случае будет отличать вас от простых смертных?
Карасу хмыкнул.
— Что станет делать Карбоблон? Его патриархи, великолепные воины, опытные оружейники, портные, которые шьют ваши мундиры… Существование огромного и сложного организма, названного в честь белых воронов, подчинено единственной цели — защите мира от порождений Тьмы.
Сова хрипло вздохнула.
— Их окончательное уничтожение станет гибелью для Карбоблона.
— Если завтра вас не станет, — Карасу усмехнулся, — я вздохну с облегчением и найду себе новое занятие.
— Что-то я не представляю тебя, капитан, подметающим улицы маленького мирного городка на морском побережье, — скептически заметила Сова. — Ты — воин, созданный и воспитанный чтобы убивать и видеть смерть. Как только завершится последний вороний пир, вы сами займете освободившееся место в стенах опустевшего города.
— То, что я спас тебя, разрушает эту стройную и логичную теорию, — хмыкнул Карасу. — Ты должна смириться с тем, что тебя спас гвардеец Карбоблона, твой смертельный враг.
— Оставаться в городе сейчас опасно, — предупредил он, — я позабочусь о том, чтобы ты смогла покинуть его границы. Но я не желаю больше слушать детоубийцу.
Он развернулся и зашагал прочь.
— Мы еще встретимся? — жалобно спросила сова.
— Тебе решать, — голос Карасу был лишен эмоций. — По какой-то необъяснимой причине все
