дефензива... Есть способ обрезанный в необрезанный превратить.
А я? А я схожу с ума от маразматической злобы – дневник не помогает, лекарства – тем более. Гади – отличный парень, служил старшим сержантом у десантников, делает бакалавра на бизнес администрейшн. И он никакого окружения, никакого «в случае чего» не допустит! Мы им переломаем кости!! А если не дай Бог – то мы, уходя, громко хлопнем дверью!!! Двадцать поколений они будут дебилов рождать...
Пришло кофе.
– Гади, зови боссов.
Арнон глотал кофе и слушал, как оповещает Гади начальников Отделов: «Рафи, как жизнь?» И не давая ответить: «Это Гади Зоар. Иди к Арнону.»
Зоар. Был Зайднер – стал Зоар. Оставил первую и последнюю буквы, а середину выдрал. Но это ведь не он, это – еще папаша. Когда Зоар-старший последний раз был Зайднером? Тогда же, когда Арнон последний раз был Аркашей...
Они сидели в полуночном кабаке-веранде, и Яффа Яркони (как ее настоящая фамилия?..), еще с собственным, не косметическим носом, пела свое: «Страна моя – малютка.» Танго такое было, все танцевали. Никто не помнит, как Яффина настоящая фамилия... И я не помню. Пили мы тогда «Розу Кармеля» – и прощались. С именами? Какие там имена: просто вышел приказ – на службе по внешним сношениям всем принять имена национальные. Никаких Зельдовичей, Хаймовичей, Абрамовичей. Одни Зоары.
Яффа Яркони – певица трех войн. У русских в войну была... точно! Клава Шульженкова... Нет – Шульженкина...Нет – Шульженко. А у нас – Яффа.
Не говори мне «прощай», скажи мне просто «до свиданья»... Второе танго. Чернушка – так ее в отряде звали... Танго третье.
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Вступили: начальник Отдела Информации Игаль Бен-Хорин – желтая дощица в блеклых прожилках, сероглазый лик опасной бритвой, с рыжим чубиком, в мальчишеском наряде; начальник Отдела Исследований Рафаэль Шахар – непонятно кто, плечистая тишина, мохнатая плешина; Рахамим Hoax – Отдел Контроля. Старлейт совармии. Он, Рахамим, единственный из главных Департамента, что ни лагеря ни пробовал, ни дня в ссылке не был. Разве что зачесть ему в узничество армейскую «губу».
Еженедельное совещание. Первое дело – принесенная Зоаром-шнырем четырехэкземплярная бумага: «Относительно – дополнительных данных.» А сверху: как водится – Государство, Департамент, кому: всем начальникам отделов, распространение: ограниченное. «Уважаемый (ые) господин (да), в дополнение к отчету от определенного месяца желательно присовокупить...» Присовокупили.
Бумага в целом предлагала следующее: многие прибывшие в Государство Представители Движения- за-выезд требуют квартиры отдельно от родителей, прибывших вместе с Представителями, а также раньше или позже. Однако Службы Интеграции не в состоянии предоставить всем престарелым отдельное жилье и потому вынуждены в ряде случаев поселять родителей Представителей в специально оборудованных двух- и трехжильцовых квартирах, либо в небольших городках, как правило, расположенных на некотором расстоянии от мест проживания Представителей, находящихся в центре Государства. Смысл: бумага обращала внимание на тот факт, что родители Представителей могут стать объектом провокаций со стороны враждебных организаций и государств.
– Я ему, блядиному сыну, сто раз говорил, – завелся без ключа нетонкий человек Ноах-старлейт. – Я ему тысячу раз говорил: «Неужели трудно дать двадцати ребятам, нашим ребятам! то, что им хочется?!»
– Ты не понял, господин мой, – заговорил вредный Игаль, пошел писать бритвою направо-налево. – Они, господин мой, не хотят жить с родителями. Они хотят пять комнат, а родителей – не хотят. В России они жили впятером в одной комнате, а в Государстве они хотят жить одни в пяти комнатах...
Тяжело знать про всех – все, а не говорить – ничего.
Легко знать половину, а считать, будто знаешь – все.
А хуже всего: знать, что знаешь, считать, что считаешь – но не говорить никому. Так, мол, и так, Левка, понял? Ты всегда был дурак. Хотя бы потому, что национальное спортивное объединение «Работяги» – более национально, более спортивно. А «Герои» твои – компания глупцов: никакого спорта, одна шовинистическая партизанщина. Разве ж мы не хотим создать Национальное Спортивное Объединение от Нила до Евфрата? Всему свое время, Левка, понял?
– Молодые не хотят жить со старыми – естественно, – делится результатом многолетних исследований Рафаэль Шахар – начальник соответствующего Отдела. – Но мы о чем? О безопасности. Решаем! Лица, входящие в составленный нашим Департаментом список, должны без криков получать квартиры поблизости от...
Левка – был дурак. Шахар – ну, нет! Не дурак, а не понимает. Нет никакого ущерба безопасности. Даже если этих горбышей, этих низеньких и колченогих пап-мам, мам-пап враги Государства приведут под конвоем в квартиры их активных детей, разденут донага и начнут стегать по горбам раскаленными шомполами, марая приобретенные активными ковры – со скидкой в двадцать процентов, – дети с честью выдержат испытание. Врагам придется перейти к детям – и тогда... А-а, Арнон, ты по-настоящему сошел с ума. Почему я ненавижу их? За то, что они не хотят жить с мамами-папами, папами-мамами. А мои дылды хотят со мною жить?! Так я ж – здоровый дядька, я и сам с ними жить не стану!.. Сам, коли надо – им же и помогу! ...Господи, Твоя воля, – прости, – но Ты превратил в мыло родителей Игаля, родителей Шахара... Бедный Шахар. Пригласит на беседу очередного активного – и спрашивает: «Скажите, вам фамилия Ройхман – ничего не говорит? Ну, не имеет значения... Старший брат. Я понимаю. Нет, не думаю, чтобы он участвовал: ему семьдесят должно быть. Как в сорок первом году расстались, так... Хорошо. Так вы говорите, что КГБ пытался завербовать... «Бедный Шахар. Бедный я – приходишь домой из «Работяги» – сидит папа, читает польскую газету. «Арнон, как дела?» Отлично, папа. А мама где?» А мамочка пошла к Левенбергу за мылом...»
Не получается. Откуда папа знать-то может, что меня теперь Арноном...
– Ты говоришь, – дать им, что просят? Не оставлял Игаль на друге-Ноахе живого места.
– Этот... Элькин, журналист, выбил пять комнат – с учетом матери. И выгнал ее на улицу. Пришлось в приют устраивать! Они все...
Как говаривал руководитель национального спортивного объединения «Работяги»: не обобщай еврейцев. Как говаривал, не помню, кто: чти отца своего и матерь свою. Проклят всякий, кто. Проклят. И выпил Ной вина, и опьянел, и обнажил себя посреди шатра своего. И увидел Хам наготу отца своего... Когда Ной проспался от вина своего и увидел, что сотворил над ним меньшой, то сказал: проклят Ханаан, раб рабов да будет он у братьев своих.
В целях сохранения безопасности – прикрыть наготу не глядя. И Арнон указал:
– Сделаем запрос. Квартирные проблемы – за минуту не исчезнут.
А если б Ты, Господи, повелел Исааку принести в жертву Авраама? И Сарру заодно. Не то, чтобы я решаюсь советовать.
И прости, Господи, Рафаэля Шахара за то, что вопросы его – туфта. Давно известно – умер брат, только официального сообщения не получено. Так вот: КГБ, зная, что Шахар брата разыскивает, может агента подсунуть. Знающий мертвого брата – есть агент. Допустимо? А я, Господи, прощу его за то, что не верит Рафаэль Шахар в братнину смерть – ждет.
А Ты за это – прости меня.
7
То ли это небо – цветом в серую соль, то ли это море, цветом – естественно! – в небеленую парусину, то ли это – стихи для Маринки Веселовской, – кои давно написаны и напечатаны не однажды? И Маринке самой – сорок лет. Это тебе не болт собачий, – а сорок лет петербурженке из коммунальной, петербурженке с лестницы, где железные перила. Как вела она меня по лестнице ледяной. По лестнице ледяной – стылые перила. Молча, молча! (Автоцитата).
То ли это сад по имени Зеркальная Струя, где над конструктивистским прудом не дремлют плакучие
