Сорензе казалось, будто воздух в салоне такси потрескивает от напряжения. Каждой клеточкой своего тела она ощущала присутствие Николаса. Большой и сильный, он сидел рядом и выглядел совершенно спокойным. Но Соренза знала его уже достаточно хорошо, чтобы понять: он всего лишь исполняет роль, как и она.
В аэропорту было много людей. Зарегистрировав билет и сдав багаж, Николас и Соренза отправились в кафе. Они расположились в удобных креслах за столиком на двоих и заказали кофе, которого им не хотелось. Сидя напротив Сорензы, Николас взял ее руки в свои.
— Тебе холодно? — спросил он.
Она пожала плечами. Ее не переставало знобить с тех пор, как она приняла окончательное решение относительно их с Николасом будущего. Но это не имело никакого отношения к температуре воздуха.
— У меня всегда холодные руки, — ответила Соренза.
Прищурившись, он посмотрел на нее.
— Я планирую вернуться в конце недели. Поужинаем в пятницу?
— Ты не знаешь, как сложатся дела, — попыталась она уйти от ответа. — Давай решим потом.
— Нет, сейчас.
Внезапно Соренза почувствовала, что они обсуждают нечто большее, чем ужин. Перед ней сидел мужчина, решительный и независимый, способный справиться с любыми трудностями. Он был хозяином своей судьбы и твердо знал, что ему нужно. И все же с ней Николас — она не могла не признать этого — вел себя мягко и терпеливо, как с несмышленым, растерявшимся ребенком. Но как же тогда те десять лет, что она прожила одна, сама по себе? Разве она плохо со всем справлялась? Разве она не смирилась с судьбой и не поняла, что должна рассчитывать только на свои силы? Поэтому не безумием ли было вновь позволить кому-то войти в ее жизнь и нарушить тот драгоценный покой, который она искала долгие годы?
Иногда Сорензе ужасно не хватало тепла близкого человека, особенно с тех пор, как она встретила Николаса. Но она решительно запрещала себе мечтать о том, как он обнимет ее, прижмет к себе и прогонит отвратительные воспоминания. Такие мечты всегда прекрасны. Но что, если они превратятся в кошмары…
— Я не обману тебя, Соренза, — сказал Николас, словно прочитав ее мысли. — Если я говорю в пятницу, значит, в пятницу. Ты должна научиться верить мне, иначе я никуда не полечу.
— Ты летишь на Сейшелы.
Надо же было сказать такую глупость в такой серьезный момент! — тут же подумала она.
— Если ты попросишь меня остаться, я останусь, — просто ответил Николас.
— А как же твой друг?
— Ты для меня важнее всех.
Ее сердце бешено забилось.
— Я бы никогда не попросила тебя об этом. Твой друг нуждается сейчас в твоей помощи.
— А ты?
Соренза не ответила. Ей нечего было сказать.
— Почему с тобой у меня всегда такое чувство, будто я иду по минному полю? — Николас раздраженно перевел дыхание. — Ты используешь мои слова против меня и постоянно сравниваешь меня с этой свиньей, твоим бывшим мужем. Ведь я прав? Ты ищешь во мне те же недостатки, которые нашла в нем?
Сорензе стало страшно. Неужели Николас прав? Тогда зачем она делает это? Какой мужчина согласится терпеть такое месяцы и годы? Уж конечно не Николас Доуэлл, которому достаточно щелкнуть пальцами, чтобы у его ног оказались сотни томно вздыхающих красавиц!
— Если ты думаешь, что… — начала Соренза.
— Я уверен в этом, — прервал ее Николас. — А иначе почему после того, как наконец решилась довериться мне, ты не почувствовала облегчения, а стала еще скованнее?
— Но я не могу себя изменить, — прошептала Соренза, наклонив голову так, чтобы волосы упали ей на лицо и закрыли глаза, в которых заблестели слезы.
— Можешь, — хрипло сказал Николас. — Тебе не приходило в голову, что пережил я, когда понял, что люблю тебя? Ты не единственная в этой ситуации, кто напуган до смерти. После Кимберли я поклялся, что никого больше не пущу в свое сердце, — так спокойнее. У меня было много женщин, которые играли по моим правилам. И вдруг появилась ты…
Плечи Сорензы задрожали, и слезы покатились по ее щекам. Она беззвучно плакала. Как долго она не признавалась себе в том, что любит его. Любит отчаянно, страстно, больше, чем Саймона, больше, чем могла себе представить. Вот почему ей так страшно было признаться в этом и снова оказаться во власти другого человека. Он не должен узнать о ее чувствах. Никогда.
Соренза, не поднимая головы, чувствовала на себе взгляд Николаса. Через секунду белый носовой платок оказался в ее руке.
— Не плачь, — с болью в голосе сказал Николас. — Черт, меньше всего я хочу заставлять тебя плакать!
Она вытерла глаза и храбро посмотрела ему в лицо.
— У нас с тобой ничего не получится, — сказала Соренза, качая головой. — Я все испорчу, потому что не могу быть такой, какой ты хочешь меня видеть. Когда Саймон сделал то… — она остановилась, подыскивая слова, — что он сделал, что-то во мне умерло. Умерло безвозвратно, — медленно закончила она.
— Я не верю! — резко возразил Николас. — Я люблю тебя, черт возьми! Я хочу на тебе жениться, иметь от тебя детей и состариться вместе с тобой. Я не Саймон. Я — это я, Соренза! Ты уже достаточно хорошо знаешь меня. Я тоже раскрыл душу, перед тобой. Неужели это ничего не значит?
Соренза с усилием оторвала от него свой взгляд, спрашивая себя, зачем согласилась поехать с ним. Но она прекрасно знала ответ. Ей хотелось еще немного побыть с Николасом, в последний раз. Каждая минута, каждая секунда была ей дорога, а они тратили их на споры.
— Я не хочу больше ничего выяснять! У нас слишком мало времени! — с отчаянием воскликнула она.
— Я привык разбираться с возникшими проблемами, а не убегать от них, — упрямо произнес Николас. — Я полечу другим рейсом.
У Сорензы внутри все сжалось. Ей не выдержать, если это испытание продолжится.
— Не глупи, — прошептала она. — Твой друг ждет тебя.
— Ты не понимаешь? — Его голос неожиданно стал тихим и спокойным. — Ты на самом деле не имеешь ни малейшего представления о том, что значишь для меня?
— Я не хочу ничего понимать, — выдавила она. — Мне и так тяжело. То, что я говорю тебе, правда. Оставь меня. Так будет лучше, вот уви…
Его поцелуй, горячий и настойчивый, заставил ее замолчать.
— Нет! — Охваченная паникой Соренза резко отпрянула.
Она никогда не умела противиться его ласкам, но сейчас надо было устоять. Между ними все кончено. Он улетит на несколько дней, и это даст ему возможность подумать и понять, что она права. У них нет будущего, хотя она и любит его. Вот только ему ни в коем случае нельзя знать об этом. Надо быть твердой и несгибаемой.
— Я не хочу этого… Я не хочу тебя.
Его взгляд был таким пристальным, что Соренза в смятении отвела глаза.
— Я не верю тебе.
— Придется поверить. — Она ощущала себя безвольной марионеткой, которую кто-то дергает за веревочки, чтобы заставить сказать или сделать что-то. — Я действительно так хочу. Тебе пора идти. Ты можешь опоздать на самолет.
Николас высказал все, что думает по поводу самолета, и проходящая мимо женщина в кокетливой шляпке, шокированная его словами, поспешила в другой конец зала.
— Я не могу пустить тебя в мою жизнь, Ник. Неужели это так сложно понять? — с отчаянием спросила Соренза. — Позволь мне жить так, как раньше. Пусть Ирвин или кто-нибудь другой ведет твой проект.
