– Шейн? Ты в порядке? – услышал он голос Кэтлин. – Джастис сказал нам, что...
– С нами все в порядке. Какого черта вы обе тут делаете? Я же приказал вам оставаться в доме.
– Неужели? – Кэтлин передернуло от грубого тона Шейна. Она посмотрела вокруг сквозь непроницаемое покрывало ночи. Миссури казалась такой темной и пустынной! Дома, в Ирландии, еще до того, как погиб весь урожай и случились ужасные вещи, она частенько выходила ночью подышать воздухом без всякого фонаря. Она знала все тропки, овражки и изгороди в округе. Могла пройти везде с закрытыми глазами. Но здесь все было иначе. Мэри предлагала ей остаться с Дерри, но разве она могла? Если Шейн ранен, то она нужна ему. И вот сейчас, когда она увидела, что он цел и невредим, страх за него сменился злостью.
– Кто пытался тебя убить? – спросила она требовательно. – Что это за страна такая, что в человека стреляют ни за что ни...
– Я не знаю, – отрезал он грубо.
В голове ее всплыл еще один вопрос, и она не смогла удержаться и задала его:
– И что ты за человек, Шейн Макенна, если тебя хотят убить?
– Не слишком ли ты остра на язык, Кейти? Прибереги свой гонор для лучших времен. Да и место неподходящее для семейных сцен.
– Приберегу, уж будь уверен, – пообещала она.
– Мальчик сказать нам запирать все двери, – сказала Мэри на своем тарабарском английском. – Он сказать, что тебя стрелять плохой человек. Мэри не взять фонарь. Мэри идти быстро-быстро. Миссис жена не оставаться дома. – Она засунула незажженную трубку обратно в рот и кивнула.
Кобыла подняла голову и издала протяжный стон. Мэри тут же подошла к ней, провела рукой по ее брюху и сказала что-то на непонятном языке.
– Не знаю, сможем ли мы довести ее до амбара? – сказал Гейбриел.
Мэри кивнула.
– Свет надо. Помогать, или лошадь умирать быстро, я думать.
Где-то на севере завыл койот, и Кэтлин нервно осмотрелась по сторонам. Поежившись от страха, она поспешила за троицей, которая уже шла к ближайшей конюшне.
Едва они очутились внутри, Мэри зажгла лампу, а Гейбриел с Шейном уложили кобылу на чистое сено.
– Мне понадобится виски, – сказал Шейн.
– Мне кажется, сейчас тебе нужна ясная голова, ты не находишь? – спросила его Кэтлин.
Мэри ухмыльнулась, показав прекрасные здоровые белые зубы. Кэтлин впервые увидела ее улыбку.
– Мэри приносить виски.
Когда она подошла к двери, Кэтлин окликнула ее.
– Ты идешь в дом? – Она разрывалась между желанием остаться здесь и проверить, как там Дерри. В конце концов забота о ребенке взяла верх, и она пошла следом за индианкой.
Мэри ушла в кабинет, а Кэтлин вернулась на кухню, где оставила ребенка.
– Дерри?
Джастис едва не сбил ее с ног, подлетев к ней, точно ураган.
– Где Шейн? У кобылы уже родился жеребенок? – Он не дождался ее ответа. Мэри сказала ему что-то из кабинета, но Кэтлин не поняла ни слова из ее индейской речи.
Дерри мирно посапывала на скамье. Ее губы причмокивали во сне. В одной ручонке она крепко сжимала утиные перья. В другой – ломоть хлеба, намазанный медом, что дала ей Мэри. Кто-то накинул ей на плечи мужскую рубашку.
Кэтлин услышала, как закрывается входная дверь. Она внезапно поняла, что не хочет пропустить ничего из того, что происходит сейчас в конюшне. Она подняла Дерри на руки и вместе с ней вышла из дому.
Когда она добралась до кольца зажженных фонарей, то заметила, что Шейн скинул рубашку. Оголенный по пояс, он намыливал руки над тазиком с водой.
Кэтлин уложила Дерри в уютное гнездышко из сена, стараясь не пялиться бесстыже на неприкрытую грудь Шейна. Но это было выше ее сил. Она заметила, что его торс испещряли маленькие белые шрамы, которые, пересекаясь, сплетались в замысловатый узор. Его живот был покрыт квадратами мышц, а руки были словно свиты из толстенных канатов. Его широкие плечи играли мускулами, когда он смывал мыло.
Настоящий мужчина. Мечта женщины. При мысли об этом у Кэтлин закружилась голова, и весь ее гнев растаял без следа. Конечно же, его грубость была продиктована исключительно заботой о ней и ее безопасности. Было так естественно, что он не желал видеть ее в поле, где кто-то только что пытался его убить. Она, как всегда, вспылила, не разобравшись. И совершенно напрасно обвинила его во всех смертных грехах. На самом деле это ее поведение было непростительным, и ей следовало извиниться перед Шейном, как только представится такая возможность. Для этого она должна остаться с ним наедине.
Она по-прежнему не могла оторвать от него взгляда. Пульс ее участился, а в голову лезли всякие непристойные мысли. Она снова лежала в его объятиях, чувствовала все его естество. Он ведь был ее законным супругом... Но она еще никогда не видела его таким.
– Мэри, – позвал он.
Индианка откупорила бутылку виски и плеснула ее содержимого на руки Шейна. Он протер напитком руки и предплечья.
Кэтлин ойкнула. Ей и в голову не пришло, что он собирается использовать напиток предков как дезинфицирующий раствор.
– Я думала, ты собираешься выпить это виски.
– Шейн вообще не пьет, – ответил за него Джастис. Что ж, этого она тоже не знала о своем муже. Щеки ее покраснели.
В Ирландии Шейн пил. Не то чтобы он был пьяницей, как его отец, но мало кто не пил на родине предков. Разве что те, кто носил сутаны священнослужителей. Впрочем, в графстве Клэр даже падре иногда с удовольствием пропускали кружечку-другую.
– Извини, – пробормотала она, – я не знала, я... – Она заметила, что Шейн ее не слушает, и замолчала. Все его внимание было сосредоточено на кобыле и на маленьком копытце, что появилось из ее чрева.
Кобыла взмокла, и в неровном свете фонарей казалось, что она абсолютно черная. Белки ее глаз почти исчезли, а зрачки расширились. Ноздри вздулись, и она шумно дышала. Она попыталась встать, но Мэри и Гейбриел крепко держали ее.
Шейн с максимальной осторожностью дотронулся до маленького копытца и потянул. Кобыла дернулась и заржала от боли. Но Шейн не отпустил, и показалось второе копытце. Он кивнул Мэри, и та отпустила кобылу.
Гнедая встала на ноги, и извивающийся жеребенок, окутанный полупрозрачной пленкой, вышел из нее, опустившись на солому. Шейн тут же подобрал его, освободил от пленки голову и очистил ноздри.
Кэтлин разглядела маленькую морду с белой звездочкой посредине. Коротенькие мокрые ушки были прижаты к голове. Мэри присоединилась к Шейну. Она стала обтирать спину и бока кобылы сухой тряпкой.
Кэтлин так заворожило рождение новой жизни, что она совершенно не обращала внимания на запахи и кровь. Жеребенок был таким совершенным, таким милым!
Он еще не сделал ни одного вдоха, не издал ни звука. Когда Кэтлин поняла, что детеныш родился мертвым, глаза ее наполнились слезами.
Кобыла повернула голову и посмотрела на своего жеребенка. Она тихонько заржала и повела ушами.
– Сделай же что-нибудь, – взмолилась Кэтлин.
– Он мертвый, – сказал Джастис и покачал головой. Мэри погладила жеребенка.
– Это она, – сказала индианка, – девочка.
Шейн склонился над жеребенком и дунул ему в ноздри. Малышка не реагировала. Он дунул еще раз и еще.
