ними урчащий механизм современной мировой экономики.
В тот наполненный легким соленым ветерком летний день они заказали лабскаус – особое портовое блюдо, которое когда-то готовили голландские женщины для возвращающихся с моря мужей.
Промерзшим и изголодавшимся морякам нужно было что-то служащее острой закуской для праздничной выпивки и одновременно восстанавливающее потраченные в море калории. И умные нидерландки придумали лабскаус.
Он представлял собой густое мясное пюре, в котором прятались кусочки малосольной сельди, маринованной свеклы и соленых огурчиков. На отдельных тарелочках к нему подавалась только что зажареная яичница-глазунья.
В качестве аперитива приятели выпили по бокалу белого вина. К моряцкому блюду они взяли белое Рейнское. Оба любили полусладкие вина, хотя в кругу, где они вращались, это считалось не слишком хорошим вкусом. Здесь предпочитали к рыбным блюдам, а также и к рыбно-мясному лабскаусу, несладкие сухие вина.
Но они походили друг на друга тем, что самым хорошим вкусом считали свой собственный, и не чувствовали никакой зависимости от мнения окружающих.
– В сущности, – наливая второй бокал вина, произнес Аллан, – существуют только две точки зрения на то, как устроен окружающий нас мир…
– Две? – спросил Аркадий.
– Да. – кивнул головой Левандовски. Одна считает окружающий нас мир подобием большой машины… Швейцарскими часами, размером с Вселенную. Или детским конструктором, где лежат элементарные частицы, из которых сложено все, что есть. А вторая…
Алан сделал глоток Рейнского.
Может быть, философские беседы на максимально неконкретные темы и были тем, что влекло их друг к другу, и ради чего они по субботним дням встречались здесь в грузовом порту Амстердама.
– Да, с первой все ясно. – заметил Аркадий, носивший тогда имя Джеймс Дин. – А вот какова вторая?
– А вторая считает мир большим живым существом.
– Живым существом? – спросил Джеймс.
– Да. Таким огромным растением или животным. – устремив взгляд на вьющиеся над портом облака, сказал Левандовски. – Он обладает способностью чувствовать. Имеет сознание. Свое внутреннее интеллектуальное пространство. Свою душу. И, разумеется, укол в любую его часть будет ощущаться всем этим организмом… Так же, как ощущает укол булавкой человек…
С моря налетел упругий ветерок и погладил их лица.
– И какая точка зрения, по твоему, является верной? – поинтересовался Аркадий.
– Я всегда считал, что первая. – ответил Алан, рассматривая облака. – Да и вся современная наука, начиная с Галилея, так считает… – он оторвался от облаков и взглянул на собеседника в упор. – Но в последнее время, у меня возникло подозрение, что верной является как раз вторая…
– Ты считаешь, что Мир… – начал Аркадий и тоже посмотрел на облака.
– Да. Сейчас я уже не исключаю, что
– Необычная точка зрения для эксперта по современной физике… – поднял вверх брови Аркадий.
– Необычная… – согласился Левандовски. – Но дело не в том, что необычная, а в том, что страшная…
– Почему страшная? – удивился Аркадий.
– Почему? А вдруг, мы Ему не понравимся?… Представляешь, что Он с нами может сделать?… – светлые глаза Алана потемнели. – Вряд ли Он в восторге от того, как мы разбиваем его клетки – урановые ядра на атомных электростанциях или, уж тем более, когда взрываем атомные бомбы…
Аркадий, носящий имя Джеймса Дина, внимательно посмотрел на специалиста Международного агентства по контролю за производством энергии.
– Но ведь ядерные реакции идут и помимо нас… Например, в звездах… Может быть, они и не доставляют Ему страданий?…
– Возможно, нет. – сделал хороший глоток Рейнского Алан. – Но, возможно, и да… Звезды – это Его решение, а не наше… А вот атомная энергетика – наше! И не известно, как Он к этому относится!…
– Но пока-то Он как будто был настроен миролюбиво? – сказал Аркадий..
– Пока, да… – согласился Алан. – Только вот как дол-го это «пока» будет продолжаться? Нет ничего хуже, как зависеть от чужих настроений! Разве, нет?
Ветер, налетающий с моря, вдруг стал жестким и холодным, а крики чаек показались не добродушно- базарными, а холодно-угрожающими.
19. Возвращение на каланчу
Аркадий сидел на садовой скамье.
Рядом находилось поселковое отделение милиции. Подполковник размышлял.
Снизу с берега доносился сладкий звук саксафона Егора Кащеева, который мягко выводил: «Мой костер в тумане светит… Искры гаснут на лету… Ночью нас никто не встретит… Мы простимся на мосту…». Во дворе дома на другой стороне улицы переливался женский смех. Со стороны сквера волнами накатывался оранжерейный запах ночных растений.
Из открытого окна отделения милиции слышалось, как кто-то говорил в телефонную трубку:
– Клименко! Слушай меня! Управление требует срочно его найти! Найти и задержать! Да, у них всегда срочно! Да, конечно, опять чепуха какая-нибудь, но, все равно, ставь засаду! Отрабатывай связи! Знакомых! Родственников! Ну, что мне тебя учить, что ли? Понял меня? Найти и задержать!
Подполковник Стеклов обдумывал ситуацию и никак не мог понять, что же ему следует делать. А именно, где же искать невесть куда пропавшего Толю Эдисона. Хорошо, хоть, судя по тому, как его энергично брали под руки у каланчи и преследовали в сквере, захватить Беседина ни бакинцам, ни нефтяникам пока не удалось… Но, куда же он делся? Может быть, действительно, спрятался у Ивана Алексеевича?… Но нет, вряд ли… Какое это место для пряток? Все знают, что они с Кальварским друзья… Если будут искать, то, как раз у Ивана Алексеевича… К Паше он ни за что не пойдет… Для него Пашин самогон – как кошачий запах для собаки. Или пойдет, если приспичит?…
Он так задумался, что престал обращать внимание на окружающее. И не заметил, как кто-то подобрался к нему сзади.
Этот подкравшийся со спины, негромко кашлянул.
Аркадий медленно повернул голову. За его спиной и стояла Соня Кальварская. В руке она держала большой полиэтиленовый пакет.
– Ты что это ночами бродишь? – спросил Аркадий, вставая.
Медсестра помолчала.
– Нужно… А ты куда это исчез, а? Сбежал и никому ничего не сказал! Я же волновалась… – синие Сонины глаза были устремлены в сторону, словно она даже не желала смотреть на человека, способного так поступать.
– Ну, Соня, у меня работа такая, на месте не сидеть…
– Все равно… Предупредить-то можно было!
– Ну, извини. Я был не прав. – капитулировал подполковник.
– Больше так не будешь делать, а? – учительским голосом спросила Соня.
– Никогда! – пообещал он.
– Ну, ладно! Так и быть! Прощаю! – наконец, посмотрела на него медсестра.
– Так, все-таки, куда это ты направляешься? – спросил прощеный подполковник.
– В одно место. – коротко сказала Соня.
– А для чего? – спросил Аркадий.
– Надо! – исчерпывающе ответила медсестра.
– Кому надо? – не отставал настойчивый контрразведчик.
– Одному человеку… – блеснули в свете звезд Сонины глаза.
– Какому человеку? – продолжал нелегкий допрос подполковник.
