Аркадий давно заметил, что самые невкусные блюда были в дорогих престижных ресторанах. По безликости еды с ними могли соперничать только уж самые непритязательные забегаловки, вроде «Макдональдса». А самая аппетитная еда была там, где обедали и ужинали каждый день обычные трудяги. Как в этом ресторанчике, где после окончания работы садились за столики уважающие себя бригадиры докеров, инженеры-холодильщики со складов– рефрежираторов и портовые лоцманы.
– Этот атлантический фронт действует на меня, как удав на кролика. – сказал Левандовски. – Наверное, сказываются восточные корни… Мои дед с бабкой родом – из Варшавы… Видимо, от них мне досталась проклятая славянская чувствительность…
– Возможно… – кивнул Аркадий. – Мне говорили, что славяне очень чувствительны…
– Вот хорошо вам – англосаксам!… – произнес Алан, устремив на Аркадия свои бесцветные глаза – Никакой атмосферный фронт вас не берет…
Чайки кружились в продуваемом ветром небе, словно клочки разорванной белой бумаги. Их резкие крики из уютно-театральных стали тревожно-предостерегающими.
Аркадий втянул своим коротким носом прохладный соленый воздух. Ему всегда чудилось в морском ветре какие-то зашифрованные сообщения о событиях, что когда-то происходили, происходят, и еще будут происходить в колеблющихся пространствах мирового океана.
В молекулах воздуха содержались рассказы о бунте на каравелле Колумба, за полчаса до того, как показалась долгожданная земля нового континента. Об азарте морского боя между моряками союзного конвоя и немецких подводных лодок во время второй мировой войны. О маленьком португальском рыбаке, скучающем в двух морских милях отсюда по своей молодой горячей жене. И много-много других историй.
– Знаешь, Джеймс… – сказал Алан, вертя в руках ресторанный нож. – Мне почему-то кажется, что мы теперь долго не увидимся…
– Почему? – спросил Аркадий.
Сам-то он прекрасно знал почему. Уже неделю, как он обнаружил за собой слежку. Офис, его персональный кабинет и дом, где он жил, явно негласно осматривали. А вчера он обнаружил в обшивке салона своего автомобиля маленький, размером со спичечную головку, дистанционно передающий микрофон.
– Мне кажется… что ты собрался посмотреть мир… – медленно произнес сотрудник МАКПЭ Алан Левандовски. – Я тебя понимаю… Латинская Америка… Или Азия… Столько интересных мест на планете!…
– Мест много… Но работа не отпускает… Никак не получается оторваться от дел… – осторожно ответил Джеймс Дин.
– Это да… – согласно кивнул Алан. – Но иногда желание посмотреть мир приходит так неожиданно… Сегодня еще и не думаешь о том, чтобы все бросить, а завтра уже сидишь в самолете… Тебе обязательно надо посмотреть мир, Джеймс! Обязательно!
Левандовски в упор посмотрел на своего собеседника.
– Да? – также в упор посмотрел на него Джеймс.
– И хорошо бы отправиться в путешествие без долгих сборов. Не заезжая домой! – опустив глаза, сказал Алан.
Это было почти прямое предупреждение.
– И знаешь, я хочу подарить тебе одну вещь, совершенно необходимую для путешественника… – сказал Алан и подал ему длинный бумажный сверток. – Только, прошу тебя, не разворачивай это сейчас. Посмотришь потом, в гостинице. Пусть это будет сюрпризом… Неожиданности так украшают жизнь… Ты не находишь?
Предупреждение Алана Левандовски спасло Аркадия от ареста. Как потом ему стало известно, агенты голландской контрразведывательной службы ждали его и дома и в офисе. И даже в ресторанчике, где он имел обыкновение завтракать по утрам.
Но он не появился у себя дома. Он не пришел в офис фирмы, которую возглавлял. Конечно, он не спустился к завтраку ресторан. Он вообще не поехал в Роттердам. Как и рекомендовал ему сотрудник научно-исследовательского отдела МАКПЭ Алан Левандовски, он неожиданно отправился путешествовать.
В пакете, который Аркадий развернул в гостинице, находился изготовленный триста лет назад в Дамаске булатный кинжал. Со всеми необходимыми для пересечения границ документами.
Через два дня после той встречи он был в Москве.
Он успел уехать в Венгрию, а, оттуда – в Россию. Здесь, он был встречен недовольством руководства, возможно обоснованным. Как больше не представляющий в связи с дешифровкой интереса для внешней разведки, он был запрятан в одну из провинциальных областей за Уральским хребтом.
К счастью, ему удалось выхлопотать место в управлении, которое располагалось в его родном городе.
36. Подполковник Стеклов нарушает
Серебристый асфальт убегал в ночь.
Подполковник Стеклов прислонился спиной к стальной стене маленькой передвижной тюрьмы, вытянул натруженные за ночь ноги и впервые за несколько часов расслабился.
Молчали и его спутники. Только из угла, рядом с водительской кабиной, где сидел Павел Сергеевич Папас, пару раз донеслось тихое бульканье.
Полковник сидел, думал, вспоминал. Не что-либо конкретное. А так – что само забредет в голову. Непонятно почему, вспомнил про грибную охоту.
В августе, когда в березовых колках начинала летать паутина, и из-под земли вылезали грибы, вся Каланчевка выходила на тихую охоту.
Какой это был прекрасный повод отправиться всей компанией на целый день в степь!
Как будто предчувствуя скорое расставание, осенью последнего школьного года, они ходили за город едва ли не через день.
Лучше всех собирал грибы Костя Шторм. Неплохо получалось и у Аркадия. Очень старалась, но все-таки отставала от них Сонька Кальварская. Почти никогда ничего не находил Паша Папас.
– Да, что они от меня прячутся что ли? – вскипал он, заглядывая в полные корзинки своих друзей, когда у него самого на дне плетенки сиротливо лежали две маленькие сыроежки с обломанными шляпками.
Пробродив пару часов по березовым рощицам, они раскидывали где-нибудь на опушке захваченную Сонькой скатерть, выкладывали из приготовленных мамами пакетов вареные яйца, домашнюю колбасу и огородные – не тепличные! – помидоры. Выставляли купленные в тайне от мам две-три бутылки красного грузинского «саперави» и начинался пир.
Они, смеясь и, перебивая друг друга, рассказывали смешные истории, случившиеся с ними или их друзьями и родственниками. Иногда правдивые. Иногда выдуманные. Паша и Костя ходили на руках. А сухой и жилистый Аркадий выше всех, словно африканская обезьяна взбирался на взметнувшиеся в синеву березы.
Часто играли в футбол. Двое на двое. И как ни удивительно, больше всего голов приходилось ни на долю могучего Паши, ни атлетически сложенного и хорошо натренированного танцклассом Кости, ни на верткого и хваткого Аркадия, а на долю загорелой, быстрой и хитрой в игре, Соньки.
Набегавшись, падали спинами на упругую траву и на них опрокидывалось степное небо. В его живой, дышащей синеве таяли легкие, как детские мечты, облака, и, высматривая невидимую мышь-полевку, описывал геометрически ровные круги черный ястреб.
Ожидавший их большой мир казался добрым, как ручной слон. Впоследствии мир оказался не таким уж и добрым. Но, все-таки, он не сумел их раздавить. А, может быть, не захотел. Пожалел.
Серебристый, в крупную зернь, асфальт убегал в ночь.
Подполковник Стеклов прислонился спиной к стальной стене маленькой передвижной тюрьмы, вытянул натруженные за ночь ноги и впервые за несколько часов расслабился. Подполковник расслабился, но это ощущение ему пришлось испытывать совсем не долго.
Неожиданно в зарешеченном окне задней дверцы появился переливающийся красно-синими всполохами сигнальный маячок, и через несколько секунд до их ушей долетел заполошный вой милицейской «Вольво»
