существует.
Во время отступления из России, главный интендант Наполеоновской армии маршал Дарю приказал его уничтожить. Это случилось под Оршей в ноябре, когда у французов не оставалось лошадей, и вышедшие из подчинения солдаты разбивали повозки для того, что бы жечь костры.
Везти архив было не на чем.
Полторы тысячи папок в кожаных переплетах свалили у здания почтовой станции и подожгли.
Огонь разгорался плохо.
А из желтого зимнего заката на окраины Орши накатывались сотни Сибирской кавалерийской бригады. Комендантский взвод жег документы до последней возможности, пока совсем близко не раздались крики и выстрелы наседающих на станцию казаков.
Толстые кожаные папки сжечь не так просто.
Когда хорунжий Сибирской казачьей дивизии Григорий Садовский вылетел со своим эскадроном к почтовой станции, костер на котором горел архив, почти погас. Поворошив нагайкой в большой дымящейся куче, он нашел среди теплого пепла не тронутый огнем толстый фолиант, затянутый в зеленую свиную кожу. На ней был вытеснен золотой императорский орел и вензель Наполеона – «N» в круге из лавровых листьев.
Как потом оказалось, в этой папке и находилась часть не состоявшегося плана удара французской армии из Пруссии через Ригу на Петербург.
В те дни беспорядочного бегства властителей Европы из России эти нереализованные намерения казались уже не имеющими никакого значения. Но любознательный хорунжий решил сохранить увенчанную императорским вензелем папку, как память о великой эпохе и своем участии в ее огненных событиях.
Так этот тяжелый отличной темно-зеленой кожи том и попал в дом на улице Атаманской в старом Сибирском городе, где и жила семья потомственных казачьих офицеров Садовских. Здесь эту папку спустя много лет и прочитал четырнадцатилетний Лева Садовский.
«Так зачем Наполеон пошел на Москву, если это не имело
Он стоял на месте, где когда-то располагалась площадь плац-парадов. С нее два столетия назад уходили на войну с Наполеоном Сибирские полки.
Между ним и площадью находилось почти два метра, грунта, наросшего за эти два века. И, все-таки, он чувствовал ее своими подошвами так, будто стоял прямо на ее ровной, утоптанной солдатскими сапогами глинистой поверхности.
17. Прогулка на яхте в высшем обществе
Яхта шла малым ходом.
Мимо бортов неторопливо проплывали высокие глинистые Иртышские берега. Легкий ветерок натягивал маленьким парусом белую занавеску у приоткрытого иллюминатора.
– Ай, Лева-джан, ты такой люля-кебаб нигде не кушал! – говорил круглотелый человек с внешностью хозяина ресторана «Восточная кухня» Рафик Нургенович Джамалов, начальник службы безопасности нефтеперерабатывающего завода.
Кроме Льва Александровича Садовсого и Джамалова в салоне яхты находился еще один человек. Прибывший из столицы представитель головной службы безопасности компании «Сибпромнефть» Сергей Сергеевич Белковский. Как стало известно всем заинтересованным лицам, он прибыл в город по поручению владельца компании Аврамовича. Хозяин был крайне озабочен взрывом нефтеперегонной установки.
Московский гость был высок, спортивен и тонкогуб.
«Похоже, бывший феэсбешник, – размышлял Лев Александрович. – Возможно, охранник из Федеральной службы охраны… Нет, вряд ли… У охранника рефлекс сидит – ситуацию вокруг в постоянном режиме сканировать на автомате… А этот на себе сосредоточен…»
Салон кают-компании был отделан светлым деревом. Вокруг блестели рейки, накладки и уголки из космической нержавеющей стали, замаскированной под судовую медь эпохи парусного флота. Сквозь иллюминатор каюту наполнял веселый солнечный свет, призывающий не терять ни мгновения жизни впустую.
На яхте любил плавать по Иртышу сам владелец нефтяного гиганта, включающего в себя, кроме нефтезавода, добывающие предприятия на Тюменском севере, а так же огромное количество дочерних и контролируемых фирм самого различного профиля по всей стране и в оффшорных зонах.
Судно носило имя «Нефертити». Может быть, потому что это слово было созвучно со словом нефть, а, может быть, Аврамовичу просто понравился вынырнувший из тысячелетней тьмы скульптурный портрет загадочной древнеегипетской царицы.
У иллюминатора на столике, в специальном металлическом гнезде с фиксирующим финтом была закреплена высокая и узкая керамическая ваза. В вазе стояли бархатные августовские цветы, яркие, как законсервированный фейерверк.
«Вот биологи утверждают, – почему-то подумал Полковник, – цветам иначе нельзя. Они должны быть красивыми, чтобы привлечь к себе насекомых, которые принесут на своих лапках пыльцу для зачатия плодов. Наверное, они правы. Непонятно только, почему у безмозглых насекомых и людей с их длительной эволюцией, огромным мозгом и тысячелетней культурой оказались одинаковые эстетические вкусы'.
Московский гость смотрел на Полковника недружелюбно. Плохо смотрел.
«Может быть, оперативный работник?.. – продолжал прикидывать Лев Александрович. – Нет, опять что-то не то… Слишком ярок для оперативника… Оперативники должен быть, как все… Ну, уж, конечно, и не нашего профиля. Не разведчик. Любой нелегал должен быть окружающим симпатичен, а этот от себя прямо отталкивает… Скорее всего, из следственного отдела… Да, что-то такое… Наверняка, бывший следователь.»
– Коньячку, Лева? – осведомился внимательный Рафик.
– Нет, – отрицательно качнул головой Полковник. – Коньяк сам по себе сильный вкус имеет. Люля-кебаб после него не почувствуешь. Тогда уж лучше водку. А еще лучше красное вино, Рафик-джан.
– А, Лева, как скажешь! Слово гостя для нас закон, – таким обрадованным тоном отозвался начальник службы безопасности, будто Полковник сообщил ему о находке угнанного накануне лимузина.
Достав из встроенного в переборку каюты бара темную бутылку, Джамалов торжественно водрузил ее на стол.
– Вот, Лева, французское вино, – с гордостью произнес он.
Полковник повертел бутылку в руках. Это было «бордо» прошлогоднего урожая. Ну, так, простенькая, без претензий, виноградная водичка… Ничего. Пустое место.
– А грузинского вина у тебя, Рафик, нет? – спросил Полковник.
– А чем тебе это не нравиться, Лева? – удивился Джамалов. – Из Франции, однако!
– Да, нет, что ты, Рафик-джан… – успокоил его Полковник. – Мне нравится… Просто мне грузинские вина, если это не подделка, еще больше нравятся. Вкус сильнее, аромат интереснее, жизненной силы больше. А у французов что? Слабенький морс. Земля там давно все отдала, вот и виноград давно пустой… Один брэнд, как сейчас говорят. Этикетка. А так… Да, нет, не обижайся, Рафик-джан, это я просто размышляю вслух. Французское, так французское. Открывай.
Полковник выпил полстакана красного бордо. Оно оказалось именно таким, как он и предполагал.
Московский гость пить вообще не стал. Рафик Джамалов посмотрел на своего московского шефа и выпил свою рюмку коньяка лишь наполовину. В нормальной ситуации подобного издевательства над коньяком он, разумеется, ни за чтобы не позволил.
Покрытые коричневой корочкой колбаски люля-кебаба благоухали. Полковник отделил кусочек сочной колбаски, обмакнул его в густой гранатовый соус и положил в рот. Угощение было выше всяких похвал.
– Понимаешь, Лева, есть у нас к тебе несколько вопросов… – приступил к делу восточный человек – начальник заводской службы безопасности Рафик Нургенович Джамалов.
Полковник немного помолчал, а затем произнес, веско, но тоном мягким:
– Да, вообще-то, это я должен вам задавать вопросы. А не вы мне.
Лев Александрович, с одной стороны, хотел поставить собеседников на место: все-таки он государственной службе, полномочный представитель органов и в чинах немалых, а они-то кто?
