Джим поднял бровь.
— Сегодня днем ты была не в себе.
— Я злилась вовсе не на тебя!
— Тогда, может быть, ты впустишь меня, пока пицца не остыла?
— Разумеется, входи! — Она отступила и вдохнула запах его лосьона после бритья. А вот она не успела переодеться! Энди почувствовала себя настоящей замарашкой рядом с великолепным красавцем мужчиной. — А пиццу мы поставим в духовку, чтобы разогреть! — Она взяла у Джима коробку и направилась по коридору к кухне. Включив духовку, извлекла из ящика стола штопор.
Джим поймал ее за руку.
— Зачем ты сняла повязку?
— Она испачкалась, под ней скопилась грязь.
— Похоже, рана уже затягивается. Красноты нет. — Он осторожно провел ладонью по поцарапанным пальцам Энди. — Не больно?
— Ничуть! — Энди неловко высвободила свою грязную руку и открыла дверцу шкафа. — Нужны бокалы, — пояснила она, словно Джим об этом не догадывался, и поставила их на кухонный стол рядом с бутылкой. — Открой бутылку, налей себе вина и можешь выйти с ним на заднюю веранду, а я быстренько приму душ. — Она провела ладонью по запыленным волосам. — Я успела бы вымыться до твоего прихода, но сперва пришлось прослушать сообщения на автоответчике, потом позвонила Эмили, вот и… — Она не договорила и пожала плечами. — По правде говоря, сегодня я не ждала тебя.
— Почему? Я же пообещал привезти ужин.
— Я думала, что ты сердишься, — призналась Энди.
— Не на тебя, — уточнил Джим.
— Но я обидела тебя…
— Вот как?
Бывший муж всегда обращал нечастые вспышки Энди против нее, погружаясь в недовольное молчание, пока она не начинала каяться во всех реальных и воображаемых грехах. Это был один из его излюбленных приемов, всегда действовавший безотказно. Почему-то она ждала подобного и от Джима, но оказалось, что тот не склонен к таким воспитательным мерам.
— Ладно, я иду мыться.
Какое странное у нее лицо! Джим обнял Энди и положил ладонь на ее затылок.
— Подожди минутку, — пробормотал он.
— Я перепачкаю тебя… — сдавленно начала она, но ее слова прервал поцелуй — продолжительный и страстный, и к тому времени, как Джим поднял голову, Энди в его объятиях стала податливой, как тряпичная кукла.
— Замечательно. — Он коснулся лбом ее лба. — Об этом я мечтал весь день.
— И я…
— Правда? Значит, ты умело скрывала это.
Энди улыбнулась.
— Я чуть не выдала себя один раз, когда Букер нас застукал.
— Это не считается. — Он нежно поцеловал ее. — Ты была ранена и не могла сопротивляться.
— Когда ты рядом, у меня вообще не хватает сил сопротивляться.
— Вот как? А если я поднимусь наверх вместе с тобой и потру тебе спину? И чуть ниже?
Энди нехотя отстранилась.
— Сперва поужинаем. Иначе у меня ни на что не хватит сил.
— Силы тебе ни к чему, — пробормотал он, изготовившись для очередного поцелуя.
Она вновь насладилась продолжительной лаской, дав волю стремительно вспыхнувшему желанию и поддаваясь его нежным и крепким объятиям. Джим не настаивал, не торопил, не проявлял требовательности. Он просто впитывал ее вкус, позволяя предвкушению окрепнуть, не нарушая внутреннего ритма.
— Я быстро, — наконец прошептала Энди и выскользнула из его рук.
Она наскоро вымылась, прошлась бритвой по ногам и подмышкам и воспользовалась ароматным лосьоном для тела. К счастью, ее короткие волосы сохли быстро, а стрижка не требовала укладки. Косметикой она не злоупотребляла: немного туши, капелька румян, чуть-чуть блеска для губ. Но, собираясь надеть длинное, пастельно-голубое платье, Энди вдруг застыла, пораженная автоматической бездумностью собственных действий.
То же самое она проделывала для Кевина: мылась и переодевалась перед его приходом с работы, чтобы выглядеть свежей и женственной.
Он не любил видеть ее перепачканной после работы в саду, потной после домашних дел или встрепанной после возни с детьми. Ему нравилось находить дом опрятным, детей — ухоженными, ужин — готовым, а саму Энди — ждущей его с виски и содовой наготове. Когда Энди чувствовала себя во всеоружии, ей было легче пережить оскорбленное молчание и язвительные шпильки мужа.
И вот теперь она выполняла этот ритуал для Джима. Всецело отдавшись работе, она почти полностью забыла о своем прошлом. Но стоило ей вернуться к знакомым делам, на место, предназначенное для женщины, и она стала прежней, превратилась в бесхребетную, услужливую мышку, какой хотел видеть ее Кевин. Она превратилась в жену.
Впрочем, Джим ничего не требовал от нее и ни на чем не настаивал. Он счел ее сексуальной, увидев в комбинезоне и рабочих ботинках, и доказал это, страстно поцеловав и не обращая внимания на слой пыли. Он не обиделся на то, что она вступила с ним в спор, не упрекнул ее в неженственном поведении, не попытался наказать молчанием, не заставил гадать, где она допустила ошибку. Он вообще не считал, что она ошиблась. Именно она, а не он, делала слишком поспешные и необоснованные выводы. Джим не навязывал ей свои правила!
Значит, переодеваясь в платье, она повинуется не его, а собственной воле! Очевидно, он будет удивлен, увидев ее в столь женственном наряде. Энди усмехнулась отражению в зеркале и решила преподнести Джиму еще один сюрприз: сняв трусики и облегающую майку, она надела свободное хлопчатобумажное платье прямо на голое тело. Широкие бретельки свободно легли на плечи, мягкая ткань подчеркнула грудь и бедра, подол заколыхался чуть ниже икр. С виду ее наряд был вполне благопристойным, даже чересчур скромным, и Энди испытала прилив воодушевления. Вот теперь она была достойной парой роскошному, чувственному мужчине, ждущему ее внизу.
Она пригладила волосы, вдела в мочку одного уха жемчужную сережку и, негромко напевая, направилась в кухню, шлепая босыми ступнями по ковру и гладкому деревянному полу. Пожалуй, стоит соблазнить его во время ужина — по примеру Шэрон Стоун в «Основном инстинкте». А может, следует только намекнуть ему на наготу, склонившись над ним и наливая второй бокал? После этого она наверняка окажется у него на коленях, или на столе, или возле стены… Энди ускорила шаг.
В ожидании ее Джим не сидел сложа руки. Он разыскал посуду и столовые приборы, скатерть и салфетки и накрыл стол в гостиной. Переложив пиццу на поднос и наполнив бокалы, он включил музыку, и дом наполнился завораживающими гитарными переборами. Разыскав три толстых белых свечки, Джим зажег их, хотя за окнами только начинало темнеть, задернул шторы, отгородившись от внешнего мира, и…
Когда он обернулся, услышав шаги Энди, выражение его лица стало таким, что она ни на секунду не пожалела о своем выборе платья. Джим весь напрягся, подрагивая ноздрями, — самец, почуявший подругу. Где-то в глубине тела Энди тут же вскипело настойчивое, яростное желание. Внезапно одежда стала стеснять ее.
Не говоря ни слова, она спустила бретельки платья с плеч, и платье соскользнуло на пол. Оставшись обнаженной, она застыла, словно Венера Боттичелли над ворохом бледно-голубой ткани вместо морской пены. Она не сделала ни малейшей попытки прикрыться, не поднесла руки к груди, не попробовала робко согнуть колено. Она откровенно заявляла о своем желании, предлагая себя без тени кокетства и жеманства.
Джим чуть не проглотил собственный язык. Как рыба, вытащенная из воды, он открыл рот, чтобы заговорить, и захлопнул его. Он слышал шум крови в ушах, чувствовал, как она струится по венам, наполняя
