улыбаться людям, в моей памяти, отвечающей за воспоминания детства, осталось два эпизода. Падение вниз головой с ледяной горки в семьдесят пятом и Матвей, спящий в беседке. Машину оставь и не беспокойся. Я позвоню подружке, она присмотрит.
– Подружке? – ожил Гера. – Кстати, о подружке. Тут на диске тебя по имени называют… Я так понимаю, профессиональный сексолог нам недавно помощь оказывал…
– Не нам, а им, – робко поправил Гриша.
– Так вот я что подумал. Спецзапись… С именем Антоныч…
– Заткнись, – посоветовал Антоныч.
– Здесь все свои, – отмахнулся Гера. – Значит, тебя больше возбуждает, когда телки называют тебя Антонычем, а не Сережей?
– Значит, так, Слава, давай, выезжай, отгоняй машину от двора. Девочке я сейчас позвоню, она часок присмотрит.
– Антоныч, не виляй кормой, – попросил Гера. – Значит, Антоныч – это твоя… так сказать… эрогенная зона? Ребята, так вот я что думаю: мы ведь Антоныча все Антонычем называем, так не рискуем ли мы в известном смысле?
– Хватит болтать! – вскипел Антоныч, и Гриша коротко заржал. – Слава – машину в соседний двор, сам – на лавку!
– В свете Гериных рассуждений последнее твое распоряжение выглядит просто устрашающе.
В Матвея я, конечно, не поверил, но все равно первым делом чуть было не направился к беседке. Однако, помня четкую установку Антоныча, сел в машину, выехал со двора и ровно десять минут блуждал в потемках дворов. Машину оставил там, где было велено, сунул за ремень гаечный ключ, самый большой, какой нашел в багажнике, накинул на ковер хана Исмаила простыню, которую Антоныч методично и по мере необходимости рвал на тряпки, и прошел к указанному месту. Бесцветная, выгоревшая беседка – да. И первое, что услышал, – это сочный храп. Не веря ушам, я приблизился к телу и потряс его.
– Тебя как зовут? – спросил тихо.
– Матвей, чтоб тебя… Дай полтинник? Завтра верну, – он развернулся, и мне в лицо ударили пары странного по химическому составу перегара.
Точно, пятно было. Сидеть в беседке одному мне показалось неуютным. Лишняя пара глаз, хоть и мутных, это все-таки – подмога.
– Мы вот что сделаем, – прищурившись и повертев головой, словно обдумывая неприятную для окружающих вещь, я хлопнул бродягу по плечу. – Ларек далеко? Мы сходим вместе и вместе посидим. И даже споем. Не против?
Вскоре мы вернулись, и Матвей сразу захрустел пробкой. Хороший у него день сегодня. Ни минуты протрезвления. Он уже приноровился наливать в стаканчик доброго спонсора, но спонсор сказал, что лишь покурит. Нет, сегодня даже больше чем хороший день, чем он представился после пробуждения. Для него это был день, для меня была ночь, которая, как мне уже казалось, не закончится никогда или закончится внезапно.
Когда уровень жидкости в бутылке опустился ниже этикетки, Матвей лег на лавочку в беседке, а во двор вошли двое.
Еще сутки назад я бы заорал, наверное, или вскочил как ошпаренный. Иначе отреагировать на присутствие во дворе дома Антоныча крашеной блондинки и ее дружка-«дирижера» я бы не смог. Но после жаренного в собственном соку менеджера продаж, кросса по капотам машин, взятия антикварной лавки и квартиры все казалось теперь обыденным, рутиной. Или – как это называют психологи? – а! – привычным образом жизни. Поэтому я не вскочил, а почти лениво подумал: вот пришли двое… зачем? нас кончать… эх, нужно позвонить…
Руки между тем все равно тряслись.
Пока я набирал номер, он и она осторожными шагами направились к покосившейся бетонной стене, разделяющей дворик с помойкой. Матвей дремал, зажав в руке священную емкость, а я с нарастающим волнением наблюдал, как спутник хозяйки «Ауди» опустился на корточки и расстегнул принесенную с собой сумку. И сердце мое окончательно сорвалось и заколотилось, когда я увидел составляющие небольшой снайперской винтовки. Женщина, уже определив себе место для упора цевья, уверенными движениями собирала оружие. Тот, что был с нею, разглядывал окна, и у меня, конечно, не было никаких сомнений, что это окна Антоныча.
Неужели именно эту ситуацию он имел в виду, когда направлял меня в беседку? Если так, то он знал, что делал. Беседка в тени, почти за углом круглого, сталинского фонтана. Если не знать, что она там есть, то можно, вообще, чувствовать себя в этом дворе одиноким. Как чувствовали себя, по-видимому, двое незнакомцев.
Я присел и, не спуская глаз с неразлучной парочки, стал быстро нажимать клавиши на телефоне.
– Антоныч…
– Говори.
– К помойке…
– У помойки организуется место для стрельбы? – перебил Антоныч. – Дети кукурузы. За десять лет они так и не придумали ничего лучшего. Пусть выстрелят. Зря шли, что ли… Как выстрелят – действуй по обстановке. Мы сейчас тебе поможем. Не отключайся.
В голове гул как после пушечного выстрела.
За десять лет они так ничего и не придумали?.. Действуй по обстановке?.. Это что он сейчас имел в виду?
Беспредельно ошеломленный услышанным, я с прижатым к уху телефоном сел на ступеньку, разделявшую вход в беседку с землей, и стал ждать.
– Их всех почему-то тянет на помойку, – слышал я хотя и с помехами, но отчетливо. – И это неудивительно, если учесть, что она на возвышении и смотрит прямо в мои окна.
– Кого это их? – Гера.
– Да… Два раза пытались меня тут… нечего баб своих распускать… Гриш, выйди из квартиры, спустись на второй этаж и постучись в квартиру, расположенную прямо от входа. Тебя через дверь пошлют к матери. Ты снова постучись, и тогда дверь тебе откроет мужик в рваной тельняшке и с костылем в руке. Скажи, что тебе нужно пройти к окну, чтобы выйти на улицу. Он тебя снова пошлет, тогда ты вынь пятьдесят рублей и покажи ему. После того как ты спрыгнешь на землю, обойди дом и выйди к помойке со стороны, обратной беседке.
– Я не могу прыгать из окна, – Гриша. – Странно, что ты мне это предложил.
– Хорошо. Гера, выйди из квартиры, спустись…
– Я что, дебил? Я ж все слышал.
– Тогда иди. Как только они выстрелят, беги туда, там уже должен быть Слава, потому что ему от беседки бежать ближе…
Черта с два я куда побегу! Шел бы сам сюда и ждал! Почему мне это в голову сразу не пришло?
И вдруг в окне появился Антоныч. Беззаботный и беззащитный, он стоял посреди кухни и пил из чашки чай! Мои губы онемели, я повернул голову в сторону женщины и ее напарника.
Как же глупо я, наверное, выглядел, мчась к этим двоим с гаечным ключом в руке. «Он сказал, что Гера будет уже там!» – пронеслось в моей голове, и, перепрыгивая через ограждение, я оказался на территории, где жались друг к другу мусорные баки.
Хлопок. Звон разбитого стекла.
Гера был уже там. Выстрел, второй, третий, мат, скрип подошв по асфальту… Сделав последние три шага, я почувствовал характерный запах гниющих отходов, сбил с ног первого, кто попался под руки и завалился вместе с ним на кучу пахнущих смрадом помоев.
– Умри, порочное существо! – послышалось рядом со мной. Гера за тридцать пять лет жизни так и не научился браниться. Для него произнести «шлюха» все равно что для православного певчего играть на органе в католическом костеле. Голос его звучал на уровне пояса человека среднего роста, а еще ниже раздавался грузный хрип, похожий на отчаянную попытку вывернуться из-под давящего на него груза.
И что значит – умри?.. Надеюсь, он собирается отхлестать ее по щекам и скрутить.
Гера навалился на женщину – понял я и схватился за чью-то руку, странно блеснувшую при свете
