Интервенция

Жанна. Снимаю. Ясно. До скорого! (К Бродскому.) Эх, не поругались как следует.

Бродский. Наверстаем еще. (Усмехается.)

Жанна уходит.

Орловская. Всегда боюсь за нее… Эта пылкость…

Бродский. Да…

Орловская. У меня такое впечатление, Мишель, что ты не до конца высказался, словно затаил какие-то возражения.

Бродский. Нет! Нет, нет! Я совершенно с тобой согласен. Мне ведь тоже не терпится! Я уверен, что эта весна, эта чудесная весна будет наша! Правда, Марианна? Ну, бегу, бегу! Да, послушай, мне нужен последний номер «Ле коммюнист». И побольше.

Орловская. Опоздал. Все разобрали. Возьмешь на явке у Саньки. Между прочим, Мишель… Что я хотела сказать? Ах да! Что это за квартира у тебя? Может быть, опасно?

Бродский. Огромная, вечно пустая квартира. И только два человека: мамаша и сынок, которых почти никогда нет дома. Ни одному шпику и в голову не придет, что во дворце банкирши Ксидиас живет подпольщик-большевик. (Уходит.)

Картина пятая. СЕМЬЯ КСИДИАС

Дом банкирши Ксидиас. Комната ее сына Жени. Женя один. Он раскладывает карты.

Женя. Триста рублей? Отвечаю. Никто не мажет? Предположим, что там примазывают еще триста рублей. Отвечаю. Карту? (Говорит за воображаемого партнера.) Да, пожалуйста. (Говорит за себя.) Извольте. Беру себе. Девять! Черт, шесть раз подряд девятка! (Швыряет карты.) Если бы напротив сидел партнер, а не кусок воздуха, у меня было бы уже тысяч десять. Ох, этот ужасный долг!… Почему, когда я сам с собой, мне так прет карта? Вероятно, потому, что я сам себе приношу счастье. Остроумно! Скажу Мишелю. Но где же Мишель? Скучно… Я покончил бы самоубийством просто из любопытства: интересно – что там? Тоже остроумно. Почему, когда я сам с собой, я блестящ? Но вот если сейчас отворится дверь и кто-нибудь войдет, я сразу потускнею, словно этот вошедший отнимет лучшую часть меня. Не отдавать! Не отдавать! Напротив, брать. Брать!

Стук.

Женя. Войдите.

Входит Санька.

Санька. Воронов здесь живет?

Женя. Здесь.

Санька. Где он?

Женя. Садитесь. Он скоро придет. Он уже бежит по лестнице, может быть.

Молчание.

Женя. Я вас знаю. Вы продавщица цветов.

Санька. Ничего подобного.

Женя. Вы можете мне открыться, барышня: я тоже революционер.

Санька. Но вы ошиблись!

Женя. Я понимаю: вы не настоящая продавщица. А это папка с нотами для маскировки, правда? Будто это ноты, а на самом деле подпольщина!

Санька. Мишель вам сказал?

Женя. Я проницателен. Итак, вы почтальон организации? Неужели Робеспьер тоже так начинал?

Санька. Не знаю.

Женя. Дантон начал речью в клубе якобинцев: «Человек, косящий звание французского короля, поклялся охранять конституцию и после этого бежал. И я с удивлением здесь слышу, что до сих пор он не лишен своей короны». А вы как начали свою революционную работу?

Санька. Организовали местком деревообделочников.

Женя. Я хотел бы жить во время Великой французской революции.

Санька. Я тоже хотела бы, чтобы вы жили во время Великой французской революции.

Женя. Она остроумна! Какая игра! В таком случае я вам открою свой план. (Придвигается.) У меня есть серьезное предложение к подпольной организации. Если это предложение пройдет в жизнь, организация будет неуловима. (Продвигается.) Разговаривать на особом языке, непонятном для окружающих. (Придвигается.) На языке «ли». Например: Вы-ли-хо-ли-ро-ли-ше-ли-нька-ли-я-ли де-ли-ву-ли-шка-ли.

Санька. От когда я живу, я не слышала такого идиотства.

Женя (берет ее за руку). Вы-лимне-лио-ли-чень-ли нра-ли-ви-ли-тесь-ли.

Санька. Но вы меня знаете только пять минут.

Женя. Как вас зовут?

Санька. Саня.