Достигнув гаражного этажа, быстро пересекли прохладное подземелье, направляясь к серебристо-синему фургону, вокруг которого отирались четверо «телков».
Фургон Терпения, оборудованный специальным подъемником для коляски Эдуарда, не был таким простым, как могло показаться со стороны, об этом Гринивецкий позаботился еще два года назад. По степени бронирования он нисколько не уступал машинам правительственных чиновников, а по уровню электронной фаршировки давал фору передвижным командным пунктам действующей армии.
– Рамзан, езжай с парнями, – негромко попросил Эдуард помощника, пока подъемник доставлял его на борт фургона.
Молодой машинист юркой рыбкой выскочил из салона, вежливо поздоровавшись с господином Президентом, и так же ловко нырнул в представительскую легковушку, наполненную охраной. Гиляров зашел в фургон вслед за Терпением, мягко закрылась дверь, и они остались вдвоем.
– Можно выезжать, – распорядился Ростислав через «балалайку», и кортеж из пяти мобилей начал выбираться из подземного гаража телестудии.
Осматривая компьютеры и другую электронику, занимавшую почти всё нутро машины, Гиляров привычно покачал головой.
– Вот, значит, куда деньги налогоплательщиков уходят, да, Эдик?
– Ну что вы, Ростислав Михайлович, – столь же привычно подхватил Терпение, – да тут половина техники на личные сбережения куплена.
– Ну-ну…
Поулыбались немного, после чего Гиляров вздохнул, показывая, что пора переходить к делу.
– Ну, что там наш эмир глухих лесов?
– Пока без особых изменений, – тут же отчитался Гринивецкий. – Поиски активно ведутся, «кроты» прибывают каждый месяц, сам Темирбаев настроен оптимистично, продолжает накапливать базу данных. Уверен, что к середине лета он запросит у нас полноценную экспедицию с профессиональным разведывательным оборудованием. Султан так долго просеивает это дно, что должен найти «чернуху» даже по теории вероятности.
– Оптимист… – Президент вздохнул, покосившись на стенку, отделявшую их от водителя. – Может, туда разведку послать? Шпионов? А, Эдик? Кажется мне, шейх доморощенный голову нам морочит. Все морочат, и он туда же. А, что скажешь?
– Не стоит, Ростислав Михайлович, – честно и резко ответил Терпение, помотав головой. Фургон качнуло на выбоине, и машинист ловко выставил стопоры на колесах коляски. – Мой человек в свите Султана надежен, он передает нам каждый его шаг. Тот, конечно, догадывается, что мы за ним наблюдаем, но пока правила устраивают всех. Проявим лишнюю активность, позаримся на власть Темирбаева, получим утечку контроля и, что не исключено, вооруженный конфликт…
– Эх, пару «вертушек» бы туда, да сровнять твоего Султана с землей… – Гиляров крякнул, растирая бычью шею.
– А затем тратить ресурсы, людей и деньги, чтобы лично финансировать поисковые отряды, воевать с Куницами и мутантами, наводить инфраструктуру и отбиваться от китайских шпионов, – закончил за Президента Терпение. Разговор этот начинался не в первый раз, Эдуард привык. – Мы все прекрасно понимаем, что подконтрольный Темирбаев приносит Сибири куда как больше пользы, нежели мертвый. Статус-кво.
– Да вот пользы-то от Султана пока и не… – звонок спутникового коммуникатора прервал Гилярова, и тот полез в карман пиджака. Заворчал, выразительно посматривая на электронику машиниста. – Вот же, Эдик, сделал себе не фургон, а черт-те что. Не дозвонишься…
Терпение одними губами улыбнулся в ответ, тактично отворачиваясь к приборам. Его мобиль был превосходно экранирован, это знали все нужные люди, а беспроводной доступ в сеть или к «балалайкам» регламентировался лично Гринивецким. Береженого, как говорится, Бог бережет, пусть они у них с Президентом и разные…
– Слушаю, говори. – Гиляров поднял коммуникатор на уровень глаз, позволяя объективу камеры ухватить свое лицо.
– Вы не на месте, Ростислав Михайлович? – Терпение услышал голос майора Бугаева.
– У Эдика в фургоне… что там у тебя?
– Цыгане, – разобрал Гринивецкий. – Начали снос временного лагеря на Гусинобродке, дошло до рукопашной. Дружинники моих аж вызвали, стену держим пока, но камни летят. Не пускает бесово племя вглубь, и всё тут…
Гринивецкий негромко, чтобы не мешать шефу, вздохнул. Район Барахолка, где много лет назад располагался самый крупный во всей Западной Сибири вещевой рынок, остался пристанищем цыган и сегодня, после катаклизмов, войн и Инцидента. Адский котел, с варящимися внутри ворами, наркоманами, носителями инфекций и опасных мутаций…
И опять, как и по любому поводу, решать должен Гиляров. Терпение задумчиво провел кончиками пальцев по губам, стараясь не очень нарочито прислушиваться к беседе. А ведь есть начальники народных дружин, есть посадник, в конце концов, есть городовые и управление полиции. Если, конечно, Бугаев только не приметил среди цыган бесхозных детей, которых можно увести под шумок операции…
– А ты сноси, – прервал его Президент. – Пусть Новосибирский посадник туда лично едет, лично. К людям пусть выходит. Катается пусть по трущобам и по громкой связи убеждает людей, что ни расизма, ни ксенофобии в этой операции нет. Что есть необходимость пресечь распространение заболеваний и ликвидировать антисанитарные условия проживания. Любыми средствами и под личным контролем Президента, ясно? Пусть сгребают цыган твоих и на Снегири увозят, в новенькие общаги. А кто не захочет, за город гнать, как собак бродячих… Парни, ну почему именно я опять должен всё решать, а?
– Уже, собственно, сделано, – глухо отчитался Бугаев из коммуникатора, – и перевозить начали, и пропаганду про отсутствие межнациональной розни запустили. Посадник в пути. Я по другому вопросу. Добро на силовую акцию у него брать не хочу. А тут, по моему разумению, к этому идет, провокаций всё больше.
– Даю добро, – свободной рукой Гиляров потер щеку. – Журналистов только уберите. Водометы, газ, резиновые пули, не переусердствуйте там. Беспризорников проверить на болячки, и в изолятор. Только тихо, пусть твои парни работают, проверенные. Потом в карантине подержи, при первых обращениях родителей – выпускай, нам шумиха ни к чему. Если за пару дней никто не обратится, переводи на инвестиции.
– Будет сделано, Ростислав Михайлович.
– Бывай, Бугаев, удачи вам… – выключенный коммуникатор опустился обратно в карман.
Значит, Гринивецкий все-таки угадал, не просто так звонил майор. Однако был бы в затее смысл?
В цыганских детей Терпение не верил. Во-первых, там каждый взрослый – родитель. Переедут трущобы на новое место, пересчитают бабенки свое стадо визгливое по головам, недосчитаются кого-то – и вот тебе проблема с митингами и самосожжениями. А уж про здоровье таких детишек лучше и не думать, там генокод подпорчен еще три поколения назад. Хотя…
Терпение задумался, даже не заметив, что шеф уже закончил разговор. Может, как раз такие и нужны? Как дворовые помоечные коты, иммунные почти к любой заразе. Машинист твердо решил, что обязательно обсудит эту идею с Президентом, только прежде взвесит все «за» и «против».
– Эдик, в транс впал, что ли? – с легким недовольством спросил Гиляров, наблюдая, как машинист уставился в одну точку. – Укольчик, может?..
– Задумался, Ростислав Михайлович, простите.
– Что там про новости-то говорил?
– Есть новости, только не самые утешительные.
– Ох, блин… – Гиляров откинулся на спинку кресла, которое обычно занимал помощник Эдуарда. – Ну конечно. Кто в наши дни хорошие новости-то приносит? Что там у тебя?
– Последняя партия инвестиций, – Терпение невольно понизил голос, хотя точно знал, что фургон прослушать невозможно. – Приемщики обнаружили чипы.
– Как – обнаружили?! – Президент нахмурился. – Ты ж клялся, что новую «пилюлю» не найти.
– Я лишь предполагал. – Терпение не любил проигрывать или ошибаться, но сейчас был именно такой
