момент. – Вероятно, наши исполнители оснащены оборудованием лучше, чем мы могли предположить. Как бы то ни было, все обнаруженные ими чипы были упакованы и высланы нам обратно. Как обычно, в общем…
– Не лютовали? – Гиляров попытался проанализировать свой последний разговор с «человеком- птицей», но не смог вспомнить ни намека на враждебность.
– Нет, всё мирно. – Машинист скрестил пальцы, упирая их под подбородок. – Уверен, они понимают. Такая игра, никому не мешающая, – мы пытаемся прощупать их, вычислив местоположение. Они находят наши приборы, вежливо сообщая о том, что сильнее и умнее нас. Если не перегибать палку, проекту это не повредит.
– Ну смотри, Эдик, – Ростислав погрозил мясистым указательным пальцем. – Твоя идея с «пилюлями», так что, если прижмут или спрыгнут, тебе и отвечать!
– Я знаю, Ростислав Михайлович. Я знаю.
CREDITUM XVII
Прислушиваясь к лесной тиши, он размышлял о том, насколько же слаб современный человек. Всесильный человек, как некогда утверждала Поэтесса, способный сворачивать горы, уподобившийся Богу. Обладающий почти неограниченным доступом к титаническим массивам информации, получавший всё, о чем только мог мечтать, не выходя из дома. Не выходя из сети. Такой слабый и хрупкий человечек будущего…
Осторожно поменяв позу и поочередно поиграв всеми группами затекающих мышц, Вебер ухмыльнулся. Интересно, какой процент этих всемогущих богов сможет выжить, окажись один из них на его месте? Кто сможет остаться сильным, лишившись костылей, созданных Цифрой? Избранные тысячи? Сотни, единицы?
Разумеется, по уровню компьютеризации обычным городам было далеко до Анклавов. Но и без корпораций с их новыми игрушками, регулярно заполняющими рынок, государства отстали недалеко. Слияние человека и машины стало необходимостью, модой, наркотиком, религией, всеохватывающим течением. Оно стало болезнью, поразившей всю планету.
Сам Илья никогда не увлекался сетью всерьез. Использовал «балалайку» максимум на треть ее возможностей, предпочитая оставаться в мире живых, чем растворяться в цифровых миражах. И Светке многого не позволял, и дочь собирался воспитывать так же. Теперь, конечно, это само собой разумеется, но еще четыре-пять лет назад…
Они ведь видели – миллиарды людей по всему миру видели, как громко трещат волшебные ходули, поднявшие их под небеса. Видели, с какой легкостью и небрежностью может порваться привычный образ жизни, стоит произойти сбою. Стоит произойти атаке ломщиков, системной ошибке, замыканию или взрыву подстанции. Стоит появиться новому вирусу, сжигающему вселенную, сосредоточенную в крохотном затылочном чипе.
Видели, но не взволновались. С равнодушной улыбкой дебила, пуская слюнку на грудь, они смотрели, с какой пугающей легкостью взрываются атомные станции, тонут огромные корабли, рушатся на скалы самые надежные «страты» и дирижабли. И всё равно возвращались в сеть, разучившись чуять угрозу. Разучившись отличать искусственную реальность от настоящей, способной укусить. И когда судьба силой отшвырнула человека в новый вариант каменного века, у погасших экранов остались стонать миллионы беспомощных существ, не способных ни на что.
Когда-то они казались Илье детьми. Детьми, у которых отобрали любимую игрушку, заставив расплакаться, а затем обозлиться и крушить всё вокруг. Сегодня он был готов предположить, что за лихорадкой, охватившей планету, стояло нечто большее, чем просто сбой. Но в чем бы ни была причина, изменившая
Мысли текли плавно, не мешая присматриваться к поляне и противоположной опушке, уже потемневшей перед закатом. Появились сами собой, во-первых, оттого, что нужно было чем-то себя занять, нагрузить мозг. А во-вторых, потому что Илья вдруг увидел себя как бы со стороны. Одинокий мужчина в самом сердце глухой сибирской тайги, вооруженный и готовый к неприятностям, перенесший тяготы пешего марша, вымотанный, но не сломленный. И это в конце столетия, подарившего миру электронную свободу. И это через считаные годы после того, как расстояния в тысячи километров преодолевались за несколько минут, а поговорить с человеком в другом полушарии можно было, едва щелкнув пальцами. Круг замкнулся…
Вот она, настоящая правда. В запахе влажной хвои, в легком шуме крон, в волчьем вое из-за ближайшего озера. В стуке собственного сердца, который ты слышишь, высматривая опасность.
Нейкисты могут до посинения создавать свои чудовищные препараты, расширяющие границы сознания. Машинисты могут паять всё более и более мощные раллеры, обрабатывающие петабайты информации в пару мгновений. Корпорации могут раздвигать существующие рамки сети, открывая новые горизонты. Всё это – лишь сладкая ложь, заставившая человека забыть, кто он на самом деле. Забыть о том, что он хищник, способный выжить в самых диких лесах, имея в наличии только нож и моток веревки…
Наверное, Вебер родился не совсем в свое время, хотя философствовать на эту тему особенно не умел. Но когда читал про древних, копьем и мечом создававших то, что сегодня создается интригами и взломами корпоративных сетей, ему становилось чуточку горько. Наверное, и в егеря-то пошел по этой причине. С недоумением смотрел на людей, превратившихся в бездушные гаджеты для наполнения социальных сетей, жалел их, будто юродивых, но сам ни на секунду не забывал о том, кто он есть.
Это память крови, сказал ему кто-то из учителей и наставников. Это зов предка. Но он сможет достучаться до твоей сущности, только если ты будешь готов услышать.
Илья вздохнул, положив подбородок на прохладный приклад автомата. Принюхался, поймав легкий порыв ветра, но не уловил ничего нового. Подгнивающая плоть, запекшаяся кровь, машинное масло.
Подумать только, его цель лежит прямо перед носом – только руку протяни, а он пока не может даже потрогать. Ну ничего, терпения ему не занимать, без этого качества в таком непростом деле не обойтись. И только убедившись, что ловушки нет, Вебер будет готов взять то, за чем пришел. Убедившись на все сто.
Вездеходов оказалось три, как и сообщалось в загруженных Колокольчиком файлах. Массивные экспедиционные «Ермаки», настоящие жилые дома и лабы на мощной гусеничной базе. Стояли в караванной колонне, как шли перед остановкой. Прижались к краю заболоченной поляны, уже слегка завалены упавшими деревьями и густо покрыты пятнами снега. Средняя машина слишком близко к передовой, почти врезалась в корму, это позволяло сделать вывод, что остановка была экстренной.
Бросаться к находке и начать собирать трофеи Веберу не позволяли не две сосны, промявшие крышу последней машины. И даже не глубокий крен среднего вездехода, от долгого простоя на топкой почве ушедшего в поляну почти по правый борт. Снова и снова Илья рассматривал в бинокль разорванные тела членов экспедиции, и только это не позволяло спешить.
Он насчитал восемь человек. Значит, еще одиннадцать где-то по другую сторону каравана, невидимые с его позиции. Тела, по большей части разделенные на части, лежат вокруг машин, на крышах, свисают из дверей. Лежат и свисают, за целую зиму не потревоженные голодными падальщиками… Одно тело на дереве, метров шесть от земли, – измятое, как бумажный листок, прочно засевший в ветках. У большинства трупов в руках табельное оружие. Жестяные стенки фургонов местами искорежены так, словно внутрь пытались прорваться одуревшие экскаваторы.
Как бы цинично это ни звучало, Веберу крупно повезло. Принимая гибель экспедиции как печальную аксиому, всё могло быть многим хуже. Например, научных разведчиков мог атаковать не дикий зверь, наверняка мутант, а банда. Куницы или ушлые мальцы из Тайги, присмотревшие богатую добычу. Выйди так, и они вообще никогда не нашли бы пропавшего каравана, не говоря уже о главном богатстве, хранящемся в одной из машин. Именно поэтому, хладнокровно и без лишних слез, Вебер оценивал ситуацию как выигрышную.
Илья сконцентрировал взгляд на хронометре, еще раз проверил показания детекторов, считывающих из воздуха наличие опасных примесей или радиоактивных загрязнений.
Скоро стемнеет, пора начинать. Почти четыре часа провел он в своей засаде, пытаясь уловить хотя бы
