На этой горестной земле?
О тех, кто в сумерках дрожал,
Кто в страхе пробовал засов,
Но никуда не уезжал
От этих пашен и лесов.
Кто предан был и предавал
Себя, любимых и друзей
И, умирая, выживал
На ржавых плацах лагерей.
Чья кровь гудит в моей крови,
Чьи кости стали костяком
Моей страны, моей любви!
– Куда? – летящей напролом.
И, словно люди разных рас,
Вы разойдетесь стороной,
Не поднимая жестких глаз,
Пугаясь истины чужой.
Поскольку есть одна судьба
И жизни нашей краток срок,
И глушит времени труба
Души неслышный голосок!..
1974
***
На душе темно и тихо,
А закат – пунцов.
Дым мороза на Плющихе
Опалит лицо.
Я пройду, как тень косая,
Сквозь арбатский шум,
Ни к кому не прикасаясь,
Молод и угрюм.
Я пройду, упорным шагом
Об асфальт гремя,
За колючим белым прахом
Снежного огня.
За поземкой синеокой,
За ее живой,
Пробегающей вдоль окон
Ледяной струей.
Ночь надвинется с востока,
Заклубится тьма.
В снег желтеющий глубоко
Спрячутся дома.
И промерзшие деревья,
Обретая цель,
Растопырив веток перья,
Полетят в метель,
Где за тучей – небо сине
И – высок как дым –
Над покинутой Россией
Плачет Серафим.
И любя, и ненавидя,
Он скорбит, суров,
Пред собой круженье видя
Ледяных ветров.
Но, покуда сердце живо
И стучится в грудь,
Путь над бездною обрыва,
Путь во мраке,
Путь во страхе, –
Это тоже путь!
И уже не детство мира,
А его судьба,
Ты опять проходишь мимо
Самого себя...
1969; 1975
***
Птица дневная услышит ночную
Птицу, но слов не поймет.
Ветер, деревья нащупав вслепую,
В мокрые дебри уйдет.
Мальчик проснется, потянется к окнам.
В свете возникнет рука,
Матери сонной развившийся локон.
Так начиналась тоска.
Время стоит, как вода у плотины,
Льется за низкий затвор.
