Небо уснуло во ржи.
Дым золотой одиночества русского
Прячет полынь у межи.
Долго ль бродить? Да броди, пока бродится –
Дух наш! – кто смерил его?
Есть кому плакать и с кем перемолвиться,
Есть еще петь для кого!
Есть кому слушать мой голос нетающий,
Вольно плывущий вдали,
Спелые зерна, как колос, роняющий
В радость печали земли.
1979
***
В купель огневую!..
О, больше не злись
На эту – впустую? –
Прошедшую жизнь;
На холод, на сырость,
На быт по углам! –
Господнюю милость
Измерить не нам!
И сыну не стоит
Жалеть о судьбе;
Пусть он не достроит
Обитель себе;
Пусть силы истратит
Еще до конца –
Обителей хватит
На всех у Отца!
1979
Из бездны
Ладан, золото и мирра,
Впереди плыла звезда...
Коммунальная квартира –
В окнах провода.
Подрастающий ребенок,
Едкий запах от пеленок,
Кухня, примусы чадят,
В узкой комнате плакат.
На плакате рвет рабочий
Цепи биржи мировой.
Ниже фото: юный отчим
С забинтованной рукой.
Рядом полка с «Капиталом»,
«Анти-Дюрингом», журналы,
Ленин, Сталин, «Краткий курс…»,
Август Бебель и Барбюс.
Это детство. Все игрушки –
Деревянный самолет
Да бессчетные катушки:
Так – солдаты, эдак – пушки, –
Хорошо, что мама шьет!
Хорошо, что шить умеет
Из фланели, бумазеи,
Ситца, штапеля, вельвета,
Из материи любой,
Для зимы, весны и лета,
Кофты, платья, блузки, брюки, –
Хорошо, что эти руки
Дружат с ниткой и иглой.
Хорошо, что в гуле мира
Есть кому заштопать дыры
И схватить края прорех
В ткани Времени-старухи,
В жесткой вытертой дерюге,
От ночей бессонных тех.
От бессонных ожиданий,
Одиночества, свиданий
Запрещенных; от измен
Разрешенных; от озноба
Освещенных лампой стен;
От углов, где спят сугробы
Невеселых перемен.
Память, память, как ты странно –
И умело, и легко –
Вводишь разум в глубь обмана
И уводишь далеко, –
То – забудешь, то – припомнишь,
Но иглу из рук уронишь,
Позабывши нитку вдеть,
Меж цветными лоскутами,
Былью, небылью и снами,
