телом.
– Ты хочешь остаться здесь, с нами, Корнелиус?
– Я хочу, да. Я очень этого хочу.
Ангел улыбнулся. Ветер со звуком, похожим на бои тысячи приглушенных барабанов, прошелестел, приглаживая волосы Корнелиуса. С руками, сложенными в беззвучной молитве, ангел снова взмахнул крылами и воспарил с помоста к небосводу. Все глаза обратились к небу, созерцая его уход. Музыка усилилась до величественного крещендо, заглушая блаженное бормотание толпы.
Корнелиус улыбнулся, деля теперь с собратьями их тайное знание. Он был дома.
ГЛАВА 4
Черная маслянистая вода, штиль – ложное затишье, определенно предвещающее бурю. Колеблющаяся поверхность, из-под которой проступают неопределенные, зловещие очертания, тревожимая пока еще дальним шквалистым ветром темная завеса облаков над северным горизонтом. Тускло- коричневый свет с запада, желтые, жирные отблески на пенистом море. Полная луна, быстро взошедшая позади них, как точный противовес заходящему солнцу.
Стоя у поручня правого борта недалеко от кормы, Дойл пытался примерно просчитать их положение в море: около тридцатой параллели, пятьдесят градусов северной широты. Ближайшая суша – это Азорские острова, в тысяче миль к югу. Снизу доносился шум: двигатели трудились вовсю. Иннес может подойти в любой момент, и в этом дальнем уголке судна их никто не подслушает.
Дойл всматривался в набросок, который сделал, скопировав царапины на стене у Зейлига, мучительно пытаясь понять их смысл. Он работал над этой проблемой весь день, и разгадка казалась дразняще близкой, но последний элемент головоломки упорно не желал вставать на место. Кроме того, ему так и не удалось найти священника – тот пропал бесследно. Тревожить своими, пока еще не оформившимися, опасениями капитана Хоффнера Дойлу не хотелось, но опасность была несомненной. Если не принять меры, Лайонел Штерн может и не пережить эту ночь.
А вот и Иннес.
– Помимо того, что находилось у них в каюте, Руперт Зейлиг и Штерн прибыли на борт с четырьмя местами багажа, – доложил Иннес, достав перечень. – Дорожный кофр, два чемодана, одна деревянная коробка. Я сам видел их вещи, они находятся в трюме, нетронутые.
Дойл поднял бровь.
– Сунул пятерку одному малому из машинного отделения.
– Хорошая работа.
– Коробка запечатана лентой таможни, лента не повреждена. Размером она примерно с большую шляпную. Наверное, для той книги.
Дойл промолчал.
– Где сейчас Штерн? – спросил Иннес.
– В каюте капитана, сейчас он находится под присмотром. Смерть пассажира в море – событие хлопотное, требует оформления кучи бумаг.
– Надо же, никогда над этим не задумывался… А что они собираются сделать с телом?
– Поместили в холодильник под замок.
Морг с холодильником – необходимый элемент любого круизного лайнера. Среди пассажиров таких рейсов полно ожиревших, склеротичных, склонных к апоплексии стариков. Иннес невольно поежился.
– Не слишком близко от кухни, надеюсь.
– В отдельном отсеке. Ближе к трюму, где они держат те гробы, которые, как мы видели, загрузили в порту.
– Корабельный врач настаивает на том, чтобы приписать смерть Зейлига естественным причинам, – проворчал Дойл.
– Не может быть…
– Все внешние признаки указывают на то, что Зейлиг умер от острой сердечной недостаточности. У меня не хватает данных, чтобы это оспорить, хотя я не сомневаюсь: убийцы стремятся к тому, чтобы была принята именно эта версия. На корабле нет условий для проведения надлежащего вскрытия, да и будь они, не уверен, что результат вскрытия вступил бы в противоречие с навязываемой версией. Не говоря уж о том, что капитану вовсе не нужны ходящие на борту толки о насильственной смерти одного из пассажиров.
– Но ведь это именно то, что мы думаем.
– Напугать человека до смерти? Сделать так, чтобы избыточный выброс адреналина буквально разорвал сердце?
– Да, я бы назвал это убийством.
– Но как непосредственно могло оно осуществиться?
Дойл покачал головой.
– Может быть, он заметил корабельное привидение, призрак, бродивший по нижним палубам, – предположил Иннес.
– Боже правый!
Дойл уставился на него с широко открытыми глазами, словно его треснули деревянной колотушкой.
– Ты в порядке, Артур?
– Конечно, так оно и есть. Молодец, Иннес!
– А что я сделал?
– Ты разгадал головоломку, старина, – ответил Дойл, быстро увлекая его к ближайшему люку.
– Правда?
Позови снова того механика. Пусть захватит пожарный топор, молоток и лом. Пора поговорить со Штерном и капитаном Хоффнером.
Механик посветил лучом фонаря в темное нутро багажного трюма, выхватив из нагромождения багажа запечатанную деревянную коробку.
– Это ваша, мистер Штерн? – уточнил Дойл.
– Да.
– Конечно, мистер Конан Дойл, это весьма интересно, – с плохо скрываемым раздражением пробормотал капитан Хоффнер, – но я не вижу смысла в данном опыте…
Дойл занес топор и одним коротким ударом раздробил крышку коробки. Штерн ахнул. Дойл наклонился, просунул руку сквозь щепки и извлек содержимое – большую квадратную пачку чистой белой бумаги.
– По весу примерно равно вашей книге, – сказал Дойл Штерну, взвешивая пачку в руке.
– Я не знал, клянусь, – запротестовал Штерн. – Я хочу сказать, я видел ее, я был в Лондоне, когда книгу упаковывали в ящик…
– По-видимому, у вашего покойного партнера, мистера Зейлига, имелись отличные от ваших планы, что, возможно, и объясняет его нежелание покидать вашу каюту.
– Можете вы объяснить, что все это значит? – требовательно спросил капитан Хоффнер.
– Прошу вас немножко потерпеть, капитан. Я скоро все объясню, – сказал Дойл, положив бумагу и подняв топор на плечо. – А сейчас не соблаговолите ли сопровождать нас еще в одно место? Иннес?
Иннес кивнул, и маленький механик – внутренне довольный зрелищем того, что его капитан, суровый приверженец дисциплины, идет на поводу у полоумного англичанина, – направился по лабиринту коридоров и люков к соседнему трюму, холодному и неприветливому сводчатому помещению. В воздухе висел запах разложения, благодаря ему бледный свет свисавших рядами с потолка тусклых лампочек казался призрачным и зловещим.
– Позвольте поинтересоваться, что мы собираемся делать в морге? – спросил Хоффнер.
Иннес посветил фонарем, и Дойл, распахнув один из морозильных шкафов, выкатил из него металлическую каталку, на которой под простыней лежал окоченевший труп. Дойл сдернул простыню с лица и бесстрастно оттянул нижние веки покойного Руперта Зейлига, открыв взору переплетение голубых и пурпурных сосудов.
– В противоположность мнению вашего корабельного врача, утверждающего, будто покойный для его возраста был идеально здоров, осмелюсь заявить, что мистер Зейлиг страдал от сердечного недуга. По состоянию кровеносных сосудов в мягких тканях под веками видно, что у него было очень высокое
