Артур глубоко вздохнул: да, надо все рассказать.
– Есть один человек, которого я знал раньше. По имени Джек Спаркс. Он работал секретным агентом королевы.
– Никогда о нем не слышал, – скептически обронил Иннес.
– Потому что все касавшееся его было тайной, – терпеливо пояснил Дойл.
– Хм. Ну и что насчет этого малого, Спаркса?
– Мы встретились десять лет назад. Иннес, ты только никому об этом не говори. Я должен взять с тебя обещание.
– Считай, что уже взял, – поспешно произнес Иннес, глаза которого округлились от любопытства.
– У Джека был старший брат, Александр. В детстве Александр убил их сестру. Шести месяцев. Задушил в колыбели.
– Должно быть, он был безумен.
– Должно быть. Но поскольку вины Александра доказать не смогли, его отправили в закрытую школу. Уже годы спустя, когда Джек учился на материке, Александр вернулся. Их дом, поместье в Йоркшире, был сожжен дотла, все находившиеся внутри погибли. Но перед этим Александр зверски убил собственную мать на глазах у их отца.
Теперь глаза Иннеса сузились от потрясения.
– Ужасно!
– Однако отец выжил и успел продиктовать Джеку письмо, в котором описал преступления Александра. С того дня Джек посвятил свою жизнь тому, чтобы выследить брата. Заодно он превратился в самого опасного и непримиримого врага преступного мира, которого когда-либо знали в нашей стране. В конечном итоге он поступил на службу к королеве, то есть занялся тем же не сам по себе, а служа короне. Десять лет тому назад Александр наконец объявился в качестве вдохновителя гнусного заговора против трона, составленного им с шестью приспешниками: они назвали себя «Семеркой». С небольшой помощью с моей стороны Джек разрушил их коварный план, преследовал бежавшего на континент Александра, настиг его в Швейцарии, схватился с ним, и они оба рухнули в Райхенбахский водопад.
– Но господи, Артур, это же Холмс! – ахнул Иннес.
Нет, – возразил Дойл, указав на Джека. – Это он. И он нуждается в нашей помощи.
– Никто не видел моего отца вот уже девять дней, – сказал Лайонел Штерн. – У него есть молодой помощник, студент-талмудист, приходящий раз в неделю наводить порядок в библиотеке: отец, как сами видите, закончив работу, вечно забывает ставить книги на полки…
Он широким жестом обвел помещение с низким потолком, где каждый дюйм пространства, включая столы и стулья, был загроможден множеством книг. Дойл, сам страстный библиофил, никогда не видел столь разнообразного и достойного зависти собрания.
– Его каталожная система, мягко говоря, слегка архаична, и бывает, когда он что-нибудь ищет, книги громоздятся повсюду и ему трудно найти дверь из библиотеки. Приходится стучать изнутри в окошко, привлекать чье-то внимание и просить, чтобы его вызволили.
Штерн указал на выходящее на оживленную улицу окно и покачал головой.
– Ну так вот: когда отцовский помощник, придя на прошлой неделе, не застал отца на месте, это его не встревожило – отцу и прежде случалось пропускать назначенные дни без объяснений. Придя во второй раз, вчера, он не только не застал отца, но и увидел, что комната выглядит так же, как и на прошлой неделе, то есть в ней никого не было. А это уже совсем другое дело.
«Он очень любит отца, несмотря на разногласия, – подумал Дойл. – И пытается скрыть, насколько тревожит его это исчезновение».
– А случалось ли ему вот так исчезать раньше?
– На день или около того – да, но никогда дольше. Как-то раз отец отправился на прогулку, решив прояснить какое-то библейское несоответствие, – он любит гулять пешком, когда размышляет, говорит, что так кровь движется в мозгу, – и докопался до сути проблемы, но к тому времени стемнело, и выяснилось, что его окружают деревья ботанического сада в Бронксе.
– Есть друзья или родственники, которых он мог отправиться навестить?
– Вся его родня – это я. Моя мать умерла пять лет тому назад. Есть другие раввины, которых он знает, ученые, коллеги, большинство из них живут по соседству. Я разговаривал с ними, никто ничего не знает. Кроме одного случая, он вообще никогда раньше не выезжал из Нью-Йорка.
Иннес шагнул вперед и поднял необычный, переплетенный в кожу манускрипт с привлекшей его внимание вытисненной надписью.
– Не смей! – резко окликнул Спаркс.
Иннес отскочил назад, как будто обжег руку о плиту.
– Не трогай ничего. Ответ где-то в этой комнате.
Спаркс медленно двигался между книжными полками, глаза методично перемещались от одной детали к другой, впитывая необходимую информацию. Дойл внимательно наблюдал за ним: эта его манера, похоже, не изменилась.
– Когда в последний раз отец давал о себе знать? – спросил Дойл.
– Он телеграфировал мне до того, как мы с Рупертом выехали из Лондона, десять дней назад. Обычная телеграмма по поводу текущих дел: осведомлялся о нашем прибытии, интересовался всем, имевшим отношение к приобретению и перевозке книги Зогар.
– Он получил ответ?
– Да.
– Может быть, что-то в этом ответе подтолкнуло его к уходу?
– Не могу представить, что это могло быть; я уже посылал ему идентичную телеграмму, перед тем как ответить на все вопросы, которые он задал мне в своем послании. Наверное, он потерял ее. Умение следить за тем, что он называет «бухгалтерией жизни», не является его сильной стороной: знаете, приход, расход, оплата счетов. Всем этим по большей части приходится заниматься мне.
Спаркс достал из кармана пинцет и вытащил высовывавшийся на четверть дюйма из-под стопки книг на столе листок желтой бумаги.
– Вот ваша первая телеграмма, – сказал Спаркс. – Она не вскрыта. Не прочитана.
– Понимаете, что я имею в виду? – сказал Штерн. – Случись ему выиграть в тотализатор, чек мог бы потеряться здесь на двадцать лет.
– Это весьма впечатляющая теологическая библиотека, – заметил Дойл, прохаживаясь между грудами томов. – Я никогда не видел такой коллекции редких томов в частном собрании: кварто, фолио, первые издания.
– Должно быть, стоит целое состояние, – пробормотал Иннес. То было одно из немногих высказываний, на которые ему хватило уверенности в присутствии Спаркса.
– Да уж, только у него заводились хоть какие-то деньжата, они очень скоро оказывались в карманах книготорговцев, – кивнул Штерн. – Однако многие из этих книг – подарки, полученные от друзей или различных ученых сообществ.
– Что свидетельствует о глубоком уважении, которое питают к вашему отцу в научном мире, – заметил Дойл.
– Он того заслуживает, ведь трудно найти человека, столь всецело преданного науке. После смерти матушки он посвящал работе почти все свое время: чаще всего и спал на кушетке, вон там. – Штерн указал на узкое жесткое ложе в углу. – Честно говоря, я никогда не мог понять и половины того, о чем он говорил. Может быть, приложи я больше стараний, мне бы удалось… – Его голос дрогнул, он опустил голову, стараясь отогнать слезы.
– Ну-ну. – Иннес слегка похлопал его по спине. – Мы найдем старика. Обязательно. Тут и говорить не о чем.
Штерн признательно кивнул. Спаркс повернулся и, не выказывая никаких чувств, подошел к нему.
– Каковы методы работы вашего отца? – спросил он. – Он делал заметки, когда читал?
– Да.
– С ручкой в левой руке. Сидя в этом кресле. – Спаркс подошел к креслу у письменного стола.
– Откуда вы знаете?
