коленях возникла восхитительная слабость — и то же странное тепло по всему телу.
Двери лифта открылись, когда Кости поднял голову. Послышался звук взведенного курка, и в тот же миг я выхватила свой пистолет:
— Назад, Тэйт! Выстрелишь — я тоже буду стрелять.
Ну и зрелище мы должно быть представляли: Кости слизывает с клыков последние капли моей крови, а я целюсь из пистолета в кого угодно, только не в вампира. Черт возьми, я понимала Тэйта, но это не значит, что я позволила бы ему стрелять в Кости. Хуан тоже держал в руке пистолет, но не поднял его. Толковый парень.
Кости разглядывал Тэйта, даже не потрудившись втянуть клыки.
— Не дергайся за нее, приятель. Я никогда не причиню ей вреда. Но я видел, как ты на нее смотрел, так что к тебе это не относится.
— Тэйт, — предостерегающе посоветовала я, — брось оружие.
Он уставился на меня:
— Проклятие, Кошка! Надеюсь, ты знаешь, что делаешь.
— Все в порядке, Котенок, — успокоил меня Кости. — Он не выстрелит.
Тэйт опустил пистолет. И тут я пошатнулась от внезапно подступившей слабости. Потеря крови… Кости взял у меня пистолет и спокойно вручил его Хуану, в изумлении разинувшему рот.
— Ты зовешь ее Котенком? И она тебе позволяет? Меня она на три дня отправила в кому, когда я ее так назвал! Мои яйца уже никогда не будут прежними после того, как она вколотила их в позвоночник!
— Правильно сделала, — одобрил Кости. — Она — мой Котенок. И больше ничей.
Я ткнула его пальцем в грудь:
— Ты не мог бы? У меня что-то голова кружится.
Он оторвал меня от пола и, резко щелкнув клыками, прокусил себе язык.
Существовало много других способов получить у него кровь, однако он выбрал именно этот из-за того, что недавно сказал Тэйту. Я поцеловала его, глотая так необходимые мне капли. Как это похоже на Кости: убить двух птиц одним камнем — доказать свою правдивость и одновременно вернуть мне силы.
Дон выбрал именно этот момент, чтобы прошагать к нам, раздвигая пораженных зрителей; вовремя, чтобы увидеть меня, свернувшейся на руках вампира и болтающей ногами в воздухе.
— Что за черт!
Кости поставил меня на ноги и в мгновение ока оказался перед боссом. К чести Дона, тот не попытался сбежать.
— Ты, верно, очень хочешь меня убить, если пошел на такое, — твердо произнес он, расправив плечи.
— Я здесь не ради тебя, старина, — возразил Кости, проницательно глядя на него. — Я пришел выяснить, что за крыса завелась в вашем садике. Но сперва нам надо потолковать втроем. Ты достаточно долго морочил ей голову.
— Тэйт, Хуан, позаботьтесь, чтобы никто не вошел в эту дверь и не делал резких движений. Здание закрыто, но кто-нибудь может достать оружие. Будьте начеку.
Я наклонила голову в сторону кабинета Дона:
— После вас, босс.
24
Дон занял свое место, словно принимал обычных посетителей, а не был заложником. Мы сели напротив.
— Дон, я хочу представить вам Кости, настоящего, а не самозванца из холодильника. Вы должны помнить его по Огайо, где он сильно изменил дизайн шоссе.
— Все эти годы, Кэт, — грустно проговорил Дон, — все это время ты работала на другую сторону. Браво, ты меня одурачила.
Я открыла рот для негодующего ответа, но Кости меня опередил:
— Ты, пидор неблагодарный! Если я еще не выковыриваю тебя из зубов, то лишь из-за нее. Она вообразила, что ты — порядочный человек, с чем я не могу согласиться, и ни за что не желает обманывать твое доверие. Ты не можешь сказать того же о себе.
Я закатила глаза. Угрожать смертью — странный способ для начала разговора.
— Я вовсе не играла с вами, Дон, — сказала я. — Уезжая из Огайо, я верила, что оставила Кости навсегда. Он выследил меня и нашел две недели назад, но я никогда ничем себя не выдавала.
Дон покачал головой, коря себя:
— Я должен был почувствовать ловушку. Как ты добилась, чтобы твоя мать вам подыграла?
— Она не подыгрывала, — мрачно возразила я. — Кости предупредил, что хочет встретиться с ней по секрету от меня. Мы знали, как она поступит.
Кости фыркнул:
— Пока я добирался до ее дома, она успела вычернить себе оба глаза и перевернуть всю мебель. Но вернемся к вам, Дон. Большую часть жизни я занимаюсь одним ремеслом. Разыскиваю людей, и делаю это хорошо. Вообразите мое изумление, когда потребовалась уйма времени, чтобы ее выследить, и совершенно ничего не удалось узнать о ее отце. Я еще мог себе представить одну неудачу, но две? Оба скрыты так умело, словно их прячет одно лицо.
Недоброе предчувствие ознобом прошлось по хребту. Кости сжал мне руку:
— Когда она скрылась за дымовой завесой, мне показались странными две вещи. Во-первых, как вы сумели так быстро ее найти. Ко дню ареста вы знали о ней все. Слишком ловко. Такие исследования требуют времени. Вам пришлось потратить некоторое время на сбор данных, но как вы догадались это делать? Ответ один — вы уже знали, что она такое.
— Что? — Я с криком вскочила с места. — Дон, что вы скрываете?
— Сядь, милая. — Кости перехватил меня, когда я рванулась к столу, чтобы придушить Дона.
Тот мгновенно стал одного цвета с пергаментом.
— Во-вторых, — продолжал Кости, — меня поставил в тупик факт, что на то время, когда была изнасилована ее мать, не сохранилось сведений о недавно умерших, соответствовавших описанию ее отца. Ни одного покойника, даже самого неприметного. Эту загадку разрешил Джэн. Ты его знаешь как Лайама Фланнери, Дон. И ты посылал ее за ним, но ведь он был не обычной целью?
— Так, — ответила я за Дона, чей рот превратился в едва заметную щель. — Переходи к главному, Кости.
— Я отчасти надеялся, что здесь вступит Дон и закончит рассказ за меня, но он молчит. Возможно, всей душой надеется, что я говорю наугад. А?
Дон не ответил. Кости с сожалением хмыкнул:
— Вскрой конверт, который я тебе дал, Котенок.
Дрожащими пальцами я вытащила конверт, оторвала заклейку и развернула единственный вложенный листок. Это была газетная статья с фотографией. Но крупная подпись к ней расплылась у меня перед глазами, стоило мне взглянуть на лицо.
Улыбавшийся на снимке мужчина был рыжеволосым, с высокими скулами, прямым носом и мужественным подбородком. Я, хоть и не видела, могла побиться об заклад, что глаза у него серые. Даже на поблекшем снимке сходство было невероятным. Наконец я узнала в лицо того, кого ненавидела. И оно оказалось отражением моего лица. Неудивительно, что матери было так трудно со мной.
Я так увлеклась, пожирая глазами лицо своего отца, что лишь через минуту перевела взгляд на того, кто обнимал отца за плечи.
Годы не пощадили его, но я узнала сразу. У меня вырвался яростный смешок, и я швырнула лист в Дона.
— Не правда ли, жизнь — одна большая шутка? Теперь я знаю, что чувствовал Скайуокер, когда Дарт
